Особенности сетевого взаимодействия региональных предприятий. Типы межфирменных сетевых структур Сетевое взаимодействие в бизнесе

взаимодействие структур, большие и малые предприятия, регион, сеть.

Абрамов Руслан Агарунович, Морозов Иван Владимирович

Особенности сетевого взаимодействия региональных предприятий// Региональная экономика и управление: электронный научный журнал . ISSN 1999-2645 . — . Номер статьи: 3213. Дата публикации: 2012-11-15 . Режим доступа: https://сайт/article/3213/

Abramov R.A.
professor of chair «The National and Regional Economy»
[email protected]

Morozov I.V.
graduate student of chair «The National and Regional Economy»
Plekhanov Russian University of Economics
[email protected]

Abstract

The problem of networking of regional enterprises in forming the network of economic structures has gained urgency recently as for participants of such entities, and for the economy of the region as a whole. In the present work analyzes the networking model of regional enterprises on the basis of the size involved in the network of enterprises. The authors identified features of building models of networking of regional enterprises. It is concluded that the integration of interaction of large and small businesses as possible through the interaction of horizontally (through partnership) and through the vertical interaction - management. It was also shown that interaction between small and large enterprises through partnership occurs in the forms: intraprener, incubator and satellite form.

В условиях перехода мировой экономики к постиндустриальному развитию нарастает процесс становления сетевого уклада, когда жесткие иерархичные конструкции повсеместно вытесняются гибкими сетевыми, а экономические системы постепенно приобретают кластерное строение вместо традиционного отраслевого. Динамичные сетевые взаимодействия рассматриваются как необходимая институциональная среда для инновационного типа роста, основанного на непрерывных обновлениях.

Главной особенностью современного информационного общества, основанного на цифровых технологиях, отмечал М. Кастельс, является не столько доминирование информации как таковое, сколько сетевая логика ее использования. Этим обстоятельством он подчеркивал органичную связь между новой технологической парадигмой и формированием сетевого уклада, когда в основу организации экономики и общества ложатся сетевые информационные потоки, сетевые структуры и сетевые взаимодействия.

В соответствии с его предвидением современная экономика спонтанно трансформируется в сетевую систему и тем самым становится «непрерывно текущим пространством потоков», обретая способность непрерывных обновлений . Так, в наиболее развитых странах доминируют такие технологические уклады, которые базируются на широком использовании сетевых информационных технологий, перспективных средств вычислительной техники и телекоммуникаций. В настоящее время информационная парадигма определяет сетевой характер всех институтов «новой экономики» . В институциональном отношении усложнение строения систем связано с зарождением нового способа координации связей и гармонизации интересов.

Признаки становления сетевого уклада стали проявляться уже в 1990-е гг., в частности, в виде нарастания турбулентности. В одной из первых работ на эту тему, опубликованной К. Келли под названием «Новые правила для новой экономики: двенадцать взаимосвязанных принципов выживания в турбулентном мире», утверждалось, что каждый бизнес подчинится в конечном счете логике и экономике сетей .

Исторически и логически в основе формирования сетевой структуры международного бизнеса лежит сложное диалектическое единство двух процессов. С одной стороны, с развитием производительных сил происходит установление, укрепление и усложнение связей между различными видами труда, сферами деятельности и т.п. С другой - происходит разделение труда, углубляется специализация, появляются и обособляются новые сферы хозяйственной деятельности, отрасли, подотрасли и т.д. Эти два процесса органически взаимосвязаны и взаи- модополняют друг друга. Каждый из них в свою очередь является сложным процессом, протекающим на различных уровнях экономической системы: микро-, макро-, мезо- и мегауровне.

По оценке зарубежных исследователей, экономические контакты между субъектами предпринимательской деятельности осуществляются в интерактивном режиме по прямой связи через веб-сайты. Формирующиеся информационные (сетевые платформы) интернет-компаний приходят на смену традиционным торговым посредникам и ускоряют обмен информацией в ходе осуществления коммерческой сделки. Новый (прямой) уровень кооперации производителя с потребителем позволяет достичь реализации экономических интересов обеих сторон благодаря созданию онлайновой экономической среды и развитию многообразных узлов связей глобальной экономической сети . Более того, постиндустриальная система экономических отношений в отличие от индустриальной экономики позволяет ускорить и достичь непрерывности в обновлении видового состава создаваемых благ и эффекты разнообразия (economy of scope), что ранее сдерживалось массовым производством однотипной продукции и эффектами масштаба (economy of scale). В этих условиях происходит вытеснение иерархичных конструкций управления самоуправляемыми сетевыми системами, построенными на горизонтальных связях и непрерывных согласованиях . В современной экономической литературе и практике такие интерактивные сетевые взаимодействия именуются коллаборацией (collaboration).

В наши дни процессы вытеснения иерархий сетевыми структурами приобретают уже массовый и необратимый характер, обнаруживая себя на всех уровнях экономических связей. В ходе глобального кризиса формируется и получает мощный толчок в развитии новая модель компании, новая модель рынков, новая модель управления национальной экономикой и новая система миропорядка*. Так, с 2000-х гг. в мире стали все шире распространяться мультилокальные сетевые компании, построенные не на централизованном контроле, как классическая мультинациональная корпорация, а на коллаборации множества независимых организаций и гражданских лиц, включая потребителей, поставщиков, партнеров и прямых конкурентов. Эта децентрализованная модель организации бизнеса резко снижает производственные и трансакционные издержки, поскольку риски, выигрыши, компетенции и ресурсы, связанные с реализацией новых проектов, распределяются по глобальной сети контрагентов .

Процесс кластеризации приобрел в современных условиях повсеместный характер, позволяющий структурировать взаимосвязи всех подсистем в мировом рыночном пространстве, занимая промежуточную позицию между рынком и иерархией. Являясь гибридной конструкцией кластеры имеют открытые границы для привлечения новых участников, подвижную внутреннюю структуру и способность к быстрой реконфигурации, а также они хорошо интегрированы - вокруг совместной проектной идеи и координирующей работы сетевых платформ.

По оценке американских аналитиков, глобальная тенденция возрастания числа, экономической мощи и политического влияния трансграничных сетей всех видов четко обозначилась в 2016 г., а к 2025 г. мир изменится до неузнаваемости. Смещение влияния суверенов идет по трем направлениям: вовне - к внесуверенным игрокам (неформальные сети госчиновников, международные деловые сообщества, альянсы НГО), вниз - на локальные уровни (к внутригосударственным регионам) и вверх - на уровень международных организаций и трансграничных макрорегионов .

Сегодня становится объективной реальностью, что постиндустриальный глобализированный мир - это не просто многополярное, а многомерное сетевое пространство, где отношения гегемонии и привычной субординации отсутствуют. В этой сверхдинамичной среде зарождаются новые структурообразующие звенья: транснациональные сетевые альянсы - вместо суверенных государств и трансотраслевые кластерные сети - вместо промышленных отраслей. Дальнейшая кластеризация мировой экономики приведет к образованию еще более мощных сетевых систем, действующих поверх границ стран и территорий, что со временем деформализует и политический миропорядок: вместо регионов как административных образований возникнут региональные сетевые сообщества, объединенные совместной проектной идеей .

Научные представления о современных кластерах сложились под влиянием нескольких направлений экономической мысли и сильно разнятся. Наиболее точную трактовку можно получить из работ, относящихся к школе М. Портера. Причем здесь следует опираться не столько на понятие производственных кластеров (industrial clusters), введенное Портером в 1990 г. в качестве элемента «модели алмаза» , сколько на его более поздние исследования, начиная с 1998 г. Основываясь на инновационных эффектах, наблюдаемых в Кремниевой долине, Портер предлагает рассматривать кластеры в трех измерениях.

Во-первых, как пространственно локализованные структуры, имеющие территориальный охват, который может варьироваться от одного региона или города до страны или даже нескольких соседних стран.

Во-вторых, как неиерархичную сеть индивидов, фирм и связанных с ними организаций из различных институциональных секторов (исследовательские центры, государственные агентства, иные институты). Все эти игроки сгруппированы в определенной сфере деловой активности и связаны друг с другом через различные экономические каналы и каналы передачи знаний. Портер подчеркивает, что успешные кластеры не являются иерархичными структурами, а представляют собой «матрицы подвижных и перекрывающихся (overlapping) взаимосвязей» между участниками .

В-третьих, Портер анализирует кластеры как участок особой бизнес-среды, где игроки действуют на принципах общности (commonalities) и взаимодополняемости (complementarities) так, что их партнерская близость «повышает частоту и значимость их взаимодействий по линии как кооперации, так и конкуренции» .

Первоначально теория Портера не раскрывала при этом ни механизма их образования, ни их организационного устройства. Поэтому в 1990-е гг. понятие «кластер» рассматривалось главным образом как узкая аналитическая конструкция (одна из четырех граней «алмаза»), а появление кластерных сетей - как результат естественной эволюции рыночного пространства, не связанный, согласно воззрениям Портера, с какими-либо целенаправленными усилиями властей.

Вместе с тем в 2000-е гг. руководители различных стран и территорий вычленили кластерную идею из «модели алмаза» и трансформировали ее в многофункциональный инструмент практической политики, рассматривая кластеры как объект целенаправленного созидания - и со стороны участников рынка (выдвижение кластерных инициатив), и со стороны государства (кластерная политика и формирование кластерных программ). Они стали выдвигать стратегические проекты по созданию кластеров мирового уровня (особенно в новейших секторах), пытаясь воспроизвести конструкцию успешных полюсов роста типа Кремниевой долины .

Наиболее применимы в мировой практике две крупные разновидности кластера - особые производственные агломерации и особые сетевые экосистемы. Процессы глобализация мировой экономики в последней четверти XX в. создали условия для формирования глобальных компаний и для замещения локальных самодостаточных производственных сетей глобальными ценностными цепочками (global value chains), которые горизонтально пронизывают сектора и страны, обеспечивая растущую диверсификацию мирового производства.

Как результат - создание на различных территориях локальных производственных сетевых узлов, которые и являются кластерами, обладающими весомым преимуществом - углублением международного разделения труда. Организационное оформление кластеров - это, как правило, группы компаний нескольких отраслей, которые благодаря сетевой открытости опираются на динамичное сочетание локальных и глобальных ресурсных потоков, что обеспечивает глокализацию ре- сурсооборота. Циркулирующие потоки финансового и физического капитала имеют глобальную мобильность, потоки социального капитала привязаны к ландшафту территории (формирование сетевых связей во многом зависит от специфики местного бизнес-климата), а потоки человеческого капитала обладают смешанной мобильностью. Кластерные сети в инновационной экономике имеют вид, представленный на рис. 5.2.

Рис. 5.2.

Специфика ресурсооборота делает кластеры уникальным механизмом, который локализует глобализированное производство на уровне отдельных территорий и тем самым придает ему необходимую упорядоченность, формируя современную модель стратификации экономических систем.

По сравнению с отраслевой моделью она обеспечивает более тонкую диверсификацию производства, порождая распространение высокоспециализированных регионов (пространственная диверсификация), где размещаются высокоспециализированные сектора (структурная диверсификация, опирающаяся на группы связанных отраслей).

Образование кластеров, гибко реагирующих на изменения потребностей рынка, позволяет региональным экономикам последовательно углублять специализацию, сосредоточиваясь на новых и все более утонченных видах деятельности (процесс, получивший название sophistication). Такие экономики быстро осваивают уникальные, единственные в своем роде производственные компетенции и приобретают уникальные сравнительные преимущества (по качеству, стоимости или особым свойствам создаваемого продукта), что принципиально повышает их инвестиционную привлекательность. В итоге территории, где появляются кластеры, успешно привлекают глобальных инвесторов, что помогает им внедриться в глобальные сети и вписаться в ситуацию глобальной конкуренции .

Одновременно кластеры играют критически важную роль в улучшении конкурентных позиций и самих приходящих в регион инвесторов. Международные компании, отдающие сегодня подавляющую часть своих операций на аутсорсинг, получают устойчивые конкурентные выигрыши от того, что могут гибко комбинировать географию факторов производства. Размещая ресурсы и бизнес-функции в специализированных кластерах по всем территориям мира, эти игроки стараются выбрать для каждой функциональной задачи именно тот кластер, где она решается наиболее эффективно. Тем более что международная конкурентоспособность компаний зависит теперь не столько от их индивидуальных сравнительных преимуществ или от преимуществ страны их происхождения, сколько от того, в каком конкретном региональном кластере мира эти компании размещают свои мощности . Причем для захода в кластер и использования выгод его динамичной сетевой среды ведущие мульти- и транснациональные корпорации трансформируются в мобильные мультилокальные компании, состоящие из множества функционально взаимосвязанных, но юридически независимых фирм самого разного размера .

Современные кластеры считаются наиболее благоприятной структурой для генерирования интерактивных инноваций на основе коллективных действий именно по той причине, что охватывают широкую сеть независимых агентов различного профиля (отраслевого, функционального и институционального), которые взаимно поддерживают друг друга в ходе коллаборации . Инновационная природа современных кластеров определяется не их передовой специализацией, а их уникальным институциональным дизайном. Основанный на модели спирали, он составляет разительный контраст с устройством других типов территориально-производственных агломераций (рис. 5.3).

Примером могут служить итальянские «промышленные округа» (200 агломераций малых и средних фирм), производившие начиная с 1970-х гг. львиную долю итальянского экспорта . Другой пример - японские финансово-промышленные группы «кэйрэцу», сумевшие в 1970-1980-х гг. обойти вертикальные американские холдинги на мировых рынках автомобилей и электроники . Хотя подобные агломерации с широкой опорой на малый и средний бизнес часто именуют в литературе индустриальными, или промышленными, кластерами, они сильно отличаются от инновационных экосистем, использующих механизмы коллаборации.

Рис. 5.3. Эволюция дизайна производственных агломераций: достижение синергии 2

Полноценные кластеры, рассчитанные на инновационный тип роста, получают толчок к развитию только в постиндустриальную эпоху. Их конкурентные преимущества связаны не только и не столько с территориальной близостью участников, сколько с их функциональной взаимозависимостью и взаимодополняемостью.

Так, в странах Скандинавии инновационными считаются только те объединения, где сложилась тройная спираль, причем они могут формироваться как в новейших секторах (скажем, сектор наук о жизни), так и в традиционных (например лесная промышленность). На таком принципе спонтанно развивается Кремниевая долина в США, на нем же по программному варианту успешно построен транснациональный биотехнологический кластер ScanBalt BioRegion в Северной Европе, причем оба мегакластера организованы как разветвленные сети сетей (networks of networks).

У спех Кремниевой долины был обеспечен деятельностью нескольких сетевых платформ, которые продвигали ее развитие, реализуя принцип тройной спирали. Многостороннее партнерство университетов, компаний, изобретателей, индивидуальных предпринимателей и прочих организаций сделали долину мировым центром сначала инженерной науки, затем - микроэлектроники, полупроводников, компьютеров и, наконец, ИКТ . Сегодня здесь сформировалась мощнейшая инновационная экосистема, самоуправляемая через сетевые ассоциации различных игроков. Она успешно привлекает инноваторов со всего мира (в 2010 г. 30% стартапов было создано иммигрантами) и является эпицентром многочисленных венчурных проектов (40% венчурных инвестиций США) . К началу текущего десятилетия в ведущих странах мира кластеризацией было охвачено около половины экономики, а более 100 стран и регионов мира располагали тем или иным вариантом кластерной политики, основанной на портеровской концепции.

Россия присоединилась к этой сотне в июне 2012 г., сформировав Перечень пилотных программ развития инновационных территориальных кластеров, куда по итогам конкурсного отбора вошли 25 кластерных проектов с высоким научно-техническим потенциалом (большинство из них реализуется на территориях, уже имеющих особые льготы, - в наукоградах, ЗАТО, особых экономических зонах). Хотя российское правительство намерено поддерживать эти региональные проекты немалыми бюджетными средствами, перспектива образования в стране динамичных инновационных кластеров достаточно слаба. В условиях России проблема заключается не только в том, что отобранные кластеры фактически создаются по решению «сверху», т.е. их модели и специализация не прошли предварительного «тестирования рынком», на чем настаивает школа Портера. Хуже то, что организационное устройство кластеров «завязано» на индустриальный тип роста, т.е. в лучшем случае в стране могут появиться протокластеры производственного типа, несмотря на провозглашенную инновационность создаваемых структур.

Таким образом, реалии постиндустриального общества таковы, что государство уже не справляется в одиночку с управлением сложными системами, работающими в онлайновом режиме, что ставит вопрос о максимальной социализации системы управления в виде «плюрализма функций, а не одной политической власти» или, по мысли Друкера, о переходе наций к «плюрализму автономных организаций, основанных на знаниях» .

О том же функциональном плюрализме говорит и Портер, отмечая, что современная модель управления «делает экономическое развитие результатом процесса коллаборации, в который вовлечены различные уровни власти, частные компании, образовательные и научные институты, общественные организации» .

Пионерами постиндустриального транзита, сумевшими дальше других продвинуться по пути формирования сетевой экономики и сетевого общества, являются скандинавские страны. Их технологический рывок и передовые конкурентные позиции по ряду новейших производственных направлений обеспечены прежде всего тем, что они вышли в мировые лидеры в плане социализации управления, развитости национальных инновационных систем и степени информатизации общества. В рейтинге сетевой зрелости, наряду с абсолютным мировым лидерством Швеции, три другие скандинавские страны (Финляндия, Дания и Норвегия) вошли в 2012 г. в первую семерку, опережая даже США .

Становление сетевого уклада - не только вызов, но и возможность. Глобальное распространение сетевых структур позволяет экономическим системам развиваться скачкообразно, за счет внутренней реконфигурации, что открывает отстающим экономикам объективный исторический шанс для инновационного рывка - даже при недостроенной индустриальной базе и незавершенной рыночной трансформации.

• Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М. :ГУ ВШЭ, 2000.
• Муравьев В.А. Информация в международном бизнесе: автореф. дис.... канд. экон.наук. М., 2003.
• Kelly К. New Rules for the New Economy: Twelve Dependable Principles for Thrivingin a Turbulent World // Wired. 1997. № 5.
• Смородинская Н.В. Смена парадигмы мирового развития и становление сетевойэкономики // Экономическая социология. Т. 13. № 4. URL: www.ecsoc.hse.ru
• Катуков Д.Д., Малыгин В.Е., Смородинская Н.В. Институциональная среда глобализируемой экономики: развитие сетевых взаимодействий. М. : Институт экономикиРАН, 2012. С. 8.

Среда, в которой действуют сегодня современные компании, значительно отличается от ситуации в прошлом. Экономические субъекты столкнулись с неопределенностью и частыми изменениями, в связи с чем стало актуальным явление экономической интеграции, принимающей глобальные масштабы. Но основа этих процессов — формирование сетевого взаимодействия, то есть все конкурентные преимущества складываются на базе взаимовыгодного сотрудничества с самыми разными формами отношений. В статье рассматривается эволюция взглядов на сетевое взаимодействие, описываются основные идеи и формы сетевого взаимодействия. Особое внимание уделено различным подходам.

Ключевые слова: сетевое взаимодействие, сеть, укорененность, встроенность, транзакционные издержки.

Современные рынки стали активно воздействовать на компании для поиска новых форм взаимодействия. Быстро меняющаяся глобальная экономическая среда требует активной деятельности в сфере партнерских отношений. Экономические кризисы XX—XXI вв. сделали необходимым поиск новых рыночных отношений, о чем свидетельствует очевидный факт низкой эффективности отдельно взятой компании без помощи других фирм. Поэтому в последние десятилетия становятся популярными различные виды и формы сетевого взаимодействия. Они помогают компаниям сотрудничать, поддерживать технологический уровень развития, добиваться повышения эффективности посредством снижения издержек и получения конкурентных преимуществ. В связи с этим возникает необходимость понимания сетевых возможностей, которые компания может применить в ведении своего бизнеса.

Цель статьи — описать эволюционное развитие взглядов на содержание и формы сетевого взаимодействия компаний для наилучшего понимания возможностей сетевого взаимодействия.

Терминология сетевого взаимодействия активно применяется в современных науках, и с каждым годом все больше ученых из различных секторов науки (но чаще экономисты и социологи) желают постичь причины популярности и эффективности сетевого взаимодействия компаний. Однозначно есть как преимущества, так и недостатки множества точек зрения, поскольку оно сулит как развитие и появление новых гипотез, так и «информационный хаос», когда все говорят об одном и том же, но разными словами.

В рамках данной статьи понятие «сетевое взаимодействие» предлагается использовать как механизм регулирования действий экономических субъектов, которые имеют свои уникальные особенности, отличия друг от друга. Каждое сетевое взаимодействие формируется из взаимосвязи экономических субъектов, преследующих свои интересы и формирующих индивидуальную группу контактов.

Изначально множество ученых из различных областей науки описывали свои исследования сетевого взаимодействия, при этом терминология у всех была различная. Таким образом, исследователи, сами того не предполагая, внесли существенный вклад в развитие теории сетевого взаимодействия. Сформировались нестыковки и различия, но выработались и элементы идентичности представления теоретических основ. Поэтому важно обозначить вклад разных научных направлений в методологию сетевого взаимодействия.

Одними из первых исследователей сетевого взаимодействия были представители социологии, социально-культурной антропологии и психологии, которые выработали ряд обобщенных основополагающих понятий.
Графический взгляд на позиции индивидов сети в 1930-х гг. был оглашен Джейкобом (Якобом) Леви Морено .

Он заложил основы методики количественного измерения общественных явлений, где показаны определенные позиции членов исследуемых групп и их деятельность, что позволяет изобразить взаимодействие графически (рис. 1). Идея оказалась очень действенной: благодаря этой гипотезе сетевое взаимодействие можно представлять как структуру связей между субъектами социальной сферы. Немаловажно, что данный подход повлиял на разработку теории графов в анализе разного рода сетей. С полной уверенностью можно заявить, что был открыт инструмент изучения структур сетевого взаимодействия, возникающих в современной экономике. Но, чтобы данная гипотеза повлияла на дальнейшие открытия, потребовалось множество шагов для развития теории.

Связи внутри сетевого взаимодействия как потоки ресурсов были рассмотрены в работах А. Бейвласа в конце 1940-х — начале 1950-х гг. Основа сетевой структуры была представлена как модель отношений между акторами .

Вышеописанные теории, обобщив значительный вклад социальных наук в теорию сетевого взаимодействия, позволили серьезно продвинуться в понимании влияния не только связей между акторами, но также потоков ресурсов и характеристик взаимодействия.

Уже к концу 1960-х гг. социальный психолог Стенли Милграм открыл миру «теорию шести рукопожатий» (теория «маленького мира»), подтверждающую сетевую направленность мировой общественности. Основу теории составляет серия экспериментов с участием жителей Канзаса и Массачусетса. Необходимо было направить письмо определенному человеку, но только через тех людей, которых человек знал лично. Примерно 25 % писем было доставлено конкретному лицу, а среднее число людей, к помощи которых прибегли, равнялось 6. Чуть позже, а именно в начале 2000-х гг., исследование повторилось, и результаты были зафиксированы аналогичные — составлена цепочка примерно из 6 адресатов.

В конце 1970-х — начале 1980-х гг. ученые задумались о возможности доминирования и принуждения внутри сетевого взаимодействия. К. Кук и Р. Эмерсон изучали власть и справедливость внутри сети. Их наработки стали стимулом к анализу действия доминирования и возможного баланса поведения акторов .

Представленные работы социальных психологов подтверждают сетевой характер взаимодействий компании, а кроме того, они подтолкнули и к рассмотрению характера взаимодействия с уточнением потоков ресурсов. Соответственно, стало возможным более подробно изучить сетевое взаимодействие, его особенности, границы и масштабы, определить весь круг участников и то, как они сливаются и разъединяются.

Рис. 1. Граф, описывающий сеть

Впервые подобные идеи прозвучали от представителей социально-культурной антропологии (К. Леви-Стросс, Дж. К. Митчелл, А. Р. Редклифф- Браун и др.), которые рассматривали мир как множество сетевых взаимодействий.

Согласно Дж. К. Митчеллу, социальная сеть — «специфический комплекс связей между определенной группой акторов, причем характеристики этих связей в целом могут служить для интерпретации социального поведения вовлеченных в них акторов» . Таким образом, необходимо сначала выявить структуру сетевого взаимодействия, участников и деятельность, которая их связала. Сегодня существует еще одно понятие — социальная сеть, которая объединяет множество людей в режиме онлайн, хотя его суть остается аналогичной понятию Дж. К. Митчела.

Но рассматривать сетевое взаимодействие только с социальной точки зрения неразумно, необходимо понимать и экономическую сущность процесса. Этим занимались представители экономической социологии, которые подчеркивали важность влияния экономических институтов на развитие сетевых взаимодействий и экономики в целом. Они развивали идею зависимости экономических действий и формальных и неформальных сетевых взаимодействий, что в дальнейшем формирует рынок.

Одним из первых представителей этой теории был М. Грановеттер , для которого сетевое взаимодействие — это смесь ресурсов, позиции и зависимости.

Особое внимание необходимо уделить понятию «социальный капитал». По мнению П. Бурдье , это «агрегация действительных или потенциальных ресурсов», объединенных в сеть. Постоянное участие в данном сетевом взаимодействии сулит большие преимущества в виде беспрепятственного доступа к имеющимся ресурсам, при этом отсутствие препятствий формирует доверие внутри сети.

С подачи М. Вулкока социальный капитал был разделен на два вида: связывающий и объединяющий. Различия в рамках рассмотрения сетевого взаимодействия состоят в степени замкнутости. Так, связывающий социальный капитал формирует замкнутые сетевые взаимодействия, которые замыкаются по причине дополнительной защиты от конкуренции, аккумулируя множество локальных контактов, и наличия исключительных видов ресурсов. Объединяющий социальный капитал специфичен для предпринимательских видов сетевого взаимодействия, которым важно представлять и лоббировать общие интересы во властных структурах.

Дальнейший вклад внесли ученые, придерживавшиеся экономического подхода. Классика экономической теории состоит в изучении процессов производства, потребления, распределения и воспроизводства в условиях ограниченных ресурсов. Но разделение труда позволило решить множество проблем и дополнительно развить методологию сетевого взаимодействия.

Так, одним из первых рассмотреть устойчивость сетевого взаимодействия смог А. Маршалл . Кроме того, были получены положительные экстерналии в результате совместной работы, они выражались в виде увеличения скорости обмена информацией, а также квалифицированных кадров. Это учение в дальнейшем легло в основу изучения кластеров как видов сетевого взаимодействия.

В начале прошлого столетия произошел пересмотр понимания процесса конкуренции за счет анализа господствующей конкуренции. В 1910-х- гг. А. Дж. Эдди подчеркнул важность влияния кооперации компаний друг с другом: это оптимизирует их деятельность, исключает повторение усилий и в результате делает бизнес приближенным к запросам клиентов.

Ценный вклад в понимание сетевого взаимодействия компаний внесло понятие «квазиинтеграция», разрабатываемое в экономике отраслевых рынков. Основа квазиинтеграции — объединение компаний в целях долгосрочных отношений, но юридически не подкрепленных. Обычно существует две реакции на динамизм внешней среды: изменения происходят либо внутри самой компании, либо с привлечением дополнительного участника. Но объединяет оба варианта достижение наибольшей гибкости структуры. И именно в случае привлечения дополнительных участников достигается квазиинтеграция, или сетевое взаимодействие, не консолидированное по собственности (например, аутсорсинг). Особенностью таких структур являются достаточно длительные отношения, позволяющие организовать такую связь, чтобы не прибегать к третьей стороне для урегулирования сложных вопросов. При этом искусственно вводится доверие и обязанность считаться с мнением друг друга. Уровни взаимоотношений могут быть достаточно различны: вертикальные, горизонтальные или универсальные (В. П. Третьяк , М. Ю. Шерешева ). Таким образом, прибегая к квазиинтегрированным отношениям как к форме сетевого взаимодействия, можно решить вопросы оппортунистического поведения, соблюдая меры предосторожности, сохранить автономность и быть более гибким к проявлению условий неопределенности.

Экономический подход породил новую институциональную экономическую теорию, которая внесла в понятие сетевого взаимодействия возможность договорных отношений и, соответственно, транзакционные издержки, а также необходимость координации самого механизма взаимодействия.

Одним из представителей данной теории был О. Уильямсон , который внес значимый вклад в понимание механизмов сетевого взаимодействия. Он предложил анализировать эффективность сетевого взаимодействия с опорой на понятие ограниченной рациональности, оппортунизма, активов компаний и «провалов рынка», а в качестве резюме выводил преимущества и недостатки такого взаимодействия. Также О. Уильямсон активно использовал понятия «транзакции» и «транзакционные издержки», так как при создании сетевого взаимодействия избежать транзакционных издержек невозможно по причине того, что они связаны с заключением и ведением договоров и сделок, поиском необходимой информации и мн. др.

Теория транзакционных издержек изначально рассматривала механизм сетевого взаимодействия со стороны рыночных и фирменных отношений, при этом основа рынка — манипулирование ценами, а основа фирмы — это иерархия отношений. Но в силу активно развивающихся и появляющихся новых форм сетей описать взаимодействие с помощью двух механизмов невозможно. Подметив это, О. Уильямсон ввел дополнительный вариант отношений — «гибридный», в котором анализируется степень взаимозависимости компаний (например, в форме франчайзинга, совместных предприятий). Результатом данных научных размышлений стала необходимость рассмотрения контрактного подхода при экономическом анализе любой фирмы. Соответственно, О. Уильямсон выделил несколько типов договорных взаимоотношений: трех-, двух- и односторонние, а также рыночные.

Трехсторонние отношения имеют свою специфику, требуют специальных активов, от которых зависит эффективность и долгосрочность отношений. Двусторонние отношения формируются на основе автономности положения участников сетевого взаимодействия, а односторонние образуют внутри своей организации транзакции в виде административных решений, заимствованных с рынка. Рыночные отношения — это самые повторяющиеся контракты или же случайные.

По причине высокой доли вероятности неопределенности в перечисленных видах взаимоотношений критерии разделения фирм следующие (рис. 2):

1) периодичность повторения транзакций (часто или случайно);

2) уникальность используемых активов — мотивирует акторов переходить к более длительным отношениям, даже доходящим до слияния, в случае высокой специфики активов.

Поэтому, с точки зрения О. Уильямсона, при входе в сетевое взаимодействие как вариант организации своей деятельности компания должна понимать, что неизбежны новая форма управления компанией и транзакционные издержки. Тем не менее можно достигнуть большой экономии транзакционных издержек, если сравнивать их размер с рыночными транзакциями, которые бывают и выше. Главное — избежать проблемы больших транзакционных издержек внутри сетевого взаимодействия.

Значительно дополнил и даже углубил теорию транзакционных издержек М. Грановеттер , который утверждал, что для более подробного изучения сетевых отношений нужно учитывать «встроенность» акторов в социальную среду.

Рис.2.Критерии разделения фирм

Хотя данное уточнение противоречит новой институциональной экономической теории, так как отожествляет зависимость участников сетевого взаимодействия и от больших транзакционных издержек, которые неминуемы в случае долгосрочных отношений. Но и эта мысль М. Грановеттера свидетельствует о том, что именно «встроенность» компаний в сетевые отношения позволит экономить не только на транзакционных издержках, но на и суммарных, а источником такой экономии выступит доверие к партнерам. Таким образом, подтверждается значимая роль социального капитала в развитии сетевого взаимодействия компаний.

В конце 1970-х гг. начались исследования конкуренции в организационной среде и процессов создания и ликвидации компаний, которые легли в основу организационной экологии. Деятельность компании, которая самой компании представляется идеальной, может оказаться не столь совершенной и не особо подходящей в рамках сетевого взаимодействия. Соответственно, вводится понятие «коллективная рациональность», основу которого составляет важность действий компании не в одиночку, а в составе «популяции». Предмет исследования организационной экологии — взаимодействие мелких и средних компаний, которые редко изучались ранее.

В рамках теории организационной экологии выделилось учение об экосистемах. В 1990-х гг. Дж. Ф. Мур ввел понятие «предпринимательская экосистема», которая образуется вокруг определенной компании. Было уделено внимание понятию «естественный отбор», заимствованному из биологии: согласно теории об экосистемах, развитие взаимодействия компаний исходит из изменчивости компаний, их приспособленности друг к другу, адаптации к меняющимся внешним условиям, а впоследствии они создают симбиоз с определенным круговоротом потока ресурсов в целях продуктивности экосистемы.

Нечто новое было внесено понятием структур - ной инерции: любая компания имеет определенный фиксированный набор действий (в сравнении с генотипом животных) с конкретными характеристиками.

Необходимо уделить внимание еще одному базовому понятию эволюционной теории — «организационные рутины» (1990—2000-е гг.). Основоположники данной теории Р. Нельсон и С. Уинтер охарактеризовали понятие организационных рутин как набор определенных механизмов, правил и норм ведения бизнеса. Однако использование рутинных процедур может как породить экономию различных ресурсов при принятии периодично повторяющихся решений, так и исключить новизну принятых решений, что будет препятствовать развитию компании.

Дополнительно эволюционная теория включала рассмотрение значимости влияния внешней среды и первичных характеристик компаний, а в итоге было выведено понятие траекторной зависимости (1990—2000): компания имеет определенные начальные условия, которые влияют на дальнейшее развитие и принятие решений. Таким образом, изменение поведения компании маловероятно, если оно разнится с его стандартными изначальными понятиями. Минус траекторной зависимости состоит в том, что существуют некие рамки развития, которые исходят из отправной точки.

Современные теории менеджмента (управления) рассматривают сети в двух вариациях: взаимодействие межфирменное и внутрифирменное.

Межфирменное взаимодействие понимается в рамках квазиинтерграции, объединяющей несколько экономически независимых компаний для достижения совместных целей . Анализом внутрифирменного взаимодействия занимался Дж. Форрестер , рассматривавший взаимодействие компаний вокруг «центров прибыли» на основе рыночных цен. Другие ученые — Ч. Сноу и Р. Майлз (1980—1900-е гг.) — в данном контексте указывали на эволюцию структуры организации: от линейной, функциональной, дивизионной, матричной к сетевой. Сетевая структура организации понималась только как обособленность подразделений внутри фирмы.

Сегодня концепция сетевого взаимодействия находится в процессе становления, но уже четко выделились три направления: эволюционный, ресурсный и отношенческий подходы.

В основе ресурсного подхода первоначально лежал принцип защиты своих ценных ресурсов — нематериальных активов (ноу-хау, интеллектуальная собственность и т. п.). Однако затем произошел сдвиг в сторону накопления необходимых знаний и умений (компетенций). Таким образом, этот подход базируется на необходимости аккумулирования ценных способностей и ресурсов, которые обладают конкурентными преимуществами, называемыми также динамическими активами. Такие активы, по мнению Д. Тиса, Г. Пизано и А. Шуена , — залог устойчивого конкурентного положения компании на рынке, если они подкреплены редкими и сложными нематериальными активами и способностями.

В современной ситуации необходимо уделять внимание динамическому ресурсному подходу — акцентированию роли основных ресурсов, которые могут сливаться с подобными ресурсами другой компании для наибольшей эффективности. Образуются особые альянсы и сетевые взаимодействия, а также формируются в результате этого стратегические способности. Целями такой мобилизации ресурсов являются пробуждение спящих способностей и ресурсов и более эффективное использование на рынке своих главных способностей.

Следующий подход, который оказал влияние на развитие сетевого взаимодействия, — отношенческий. Его основа, по Дж. Дайеру и Х. Сингху, — отношенческие ренты, представляющие собой совместно извлекаемую в результате взаимоотношений обмена сверхприбыль, которую ни одна из фирм не может получить изолированно друг от друга и которая может быть создана только путем совместных идиосинкразических усилий партнеров, специализированных относительно их альянсов . Сверхприбыль представлялась в виде активов, знаний, ресурсов, способностей, а ее достижение возможно только при взаимодействии с целью создания совместной ценности. Другой аспект подхода — получение сетевого эффекта или актива, образуемого в результате сетевого взаимодействия.

Теория стейкхолдеров как еще один подход предполагает, что успех компании возможен только в случае полной удовлетворенности всех сторон (в том числе и стейкхолдеров) . Но в силу того, что имеются не совсем значимые стейкхолдеры, существует потребность их ранжирования в целях понимания их важности и возможной эффективности. Таким образом, фирма, которая управляет взаимоотношениями, имеет центральную позицию при наличии власти и доминирования. Но в последние годы стало популярным изучение сетевого взаимодействия стейкхолдеров с оценкой системы власти и влияния.

Интересна портфельная теория, которая нашла применение в сетевом взаимодействии в формате развития определения «портфель взаимоотношений» (с поставщиками, подрядчиками, клиентами). Но есть еще и косвенные взаимоотношения, которые также влияют на деятельность компании. Например, отношения с местной властью, университетами, ассоциациями. Эту теорию разработал Г. Марковиц в 1950-х гг., а дополнил У. Шарп в 1960-х гг. — в части применения данных теоретических разработок на практике сетевого взаимодействия.
Определенные новшества внесла теория измерения результативности. Результат оценивается с точки зрения анализа влияния структуры сетевого взаимодействия и отношений внутри данной структуры. Как понимают это Б. Кока и Дж. Прескотт (2000-е гг.) , сформировавшийся портфель взаимоотношений необходимо периодически перестаивать с учетом изменений внешней среды.

Отметим значимость теории слияния кооперации и конкуренции внутри сетевого взаимодействия, по которой компании, преследующие общую цель, одновременно могут быть конкурентами и союзниками. Именно такая форма отношений является новой и исключительно актуальной при развитии теории сетевого взаимодействия.

Основой же выступает доверие внутри такой структуры: оно позволяет избегать конфликтов, обмениваться информацией, выстраивать прочные отношения, быть более гибким к изменениям и снижать любые затраты.

Однако доверие может проявляться в двух формах. Первая — доверие к уровню профессионализма актора, его способностям, знаниям, умениям . Вторая форма — доверие к его нравственности, отсутствие оппортунистических мыслей (в терминологии О. Уильямсона).

Свою роль в эволюцию развития сетевого взаимодействия внесла концепция открытых инноваций. Открытые инновации, то есть проницаемость границ фирм, благодаря которой идеи, ресурсы и люди входят в организацию и выходят из нее, рассматриваются как способ инвестировать в будущие рынки, экономя внутренние ресурсы и разделяя риски . В случае недостатка каких-либо ресурсов у компании, например финансовых, данная теория очень полезна, поскольку открывает массу возможностей.

Таким образом, сформирован цикл развития основных исследований сетевого взаимодействия компаний. Данную эволюцию взглядов можно отразить в виде таблицы.

Эволюция взглядов ученых на развитие понятия «сетевое взаимодействие компаний»

Резюмируя вышеописанные основные теории и подходы, можно сказать, что сетевое взаимодействие несет множество преимуществ:
— получение новой информации, знаний и способностей;
— снижение различных издержек и рисков;
— повышение конкурентоспособности и устойчивости и рынке.

В целом на сегодняшний момент развитие теории сетевого взаимодействия не стоит на месте, расширяется понятийный инструментарий, для оценки и анализа применяется весь спектр имеющихся знаний. Основная тенденция развития — исследование новых проблем (таких как мотивация), а не застаивание на начальных теоретических представлениях. В силу большой применимости сетевое взаимодействие как научный подход привлекает все больше ученых.

По нашему мнению, эволюция взглядов на содержание и формы сетевого взаимодействия фирм говорит о серьезной перестройке понимания данного понятия в сторону макроэкономических воздействий. Происходит рождение новой области экономики — сетевого подхода, но в силу множества точек зрения на данную дисциплину создать единую теорию практически невозможно вследствие множества форм сетевого взаимодействия. Но это зависит от активности ученых каждого направления: кто наиболее энергично будет продвигать свои мысли в публику, тот и создаст основной массив знаний теории сетевого взаимодействия. Многообразие таких ученых и станет катализатором развития, так как для более полной теоретической базы необходимо слияние всех концепций и создание независимой теории. Более успешны будут те ученые, которые активнее работают в междисциплинарной плоскости, но имеют четкие представления о получении теоретических выводов по результатам своей практики.

Список литературы

1. Плетнев, Д. А. Доверие в современных корпорациях: институциональная недостаточность / Д. А. Плетнев, Е. С. Силова // Управленческие науки в современном мире: сб. докл. науч. конф., Москва, 25—26 нояб. 2014 г. : в 2 т. Т 2. — СПб. : Реал. экономика, 2015. — С. 546—550.
2. Бархатов, В. И. Проблемы и перспективы устойчивого развития национальной экономики в глобализующемся мире / В. И. Бархатов // Устойчивое развитие в неустойчивом мире: сб. аннот. докл. Междунар. междисциплинар. конф., Челябинск, 26—28 июня 2014 г. / редкол.: В. И. Бархатов (пред.), Н. Н. Мильчакова, Д. А. Плетнев. — М. : Перо, 2014. — С. 9—10.
3. Moreno, J. L. Sociometry and the science of man / J. L. Moreno. — New York: Beacon House, 1956. — 156 р.
4. Moreno, J. L. Sociometry in relation to other social sciences / J. L. Moreno // Sociometry. — 1937. — Vol. 1, no. 1/2. — P. 206—219.
5. Moreno, J. L. Sociometry, experimental method and the science of society. An Approach to a New Political Orientation / J. L. Moreno. — New York: Beacon House, 1951.
6. Moreno, J. L. Who shall survive? A new approach to the problem of human interrelations / J. L. Moreno. — New York: Beacon House, 1934.
7. Bavelas, A. A mathematical model for group structures / А. Bavelas // Human organization. — 1948. — Vol. 7, no. 3. — P. 16—30.
8. Milgram, S. The small world problem / S. Milgram // Psychology Today. — 1967. — Vol. 2, no. 1. — P. 60—67.
9. Cook, K. S. Power, equity and commitment in exchange networks / K. S. Cook, R. M. Emerson // American Sociological Rev. — 1978. — Vol. 43, no. 5. — P. 721—739.
10. The distribution of power in exchange networks: Theory and experimental results / K. S. Cook, R. M. Emerson, M. R. Gillmore, T. Yamagishi // American J. of Sociology. — 1983. — Vol. 89, no. 2. — P. 275—305.
11. Mitchell, J. C. The concept and use of social networks / J. C. Mitchell // Social Networks in Urban Situations. — Manchester, 1969. — P. 1—32.
12. Granovetter, M. Economic action and social structure: The problem of embeddedness / M. Granovetter // American J. of Sociology. — 1985. — Vol. 91, no. 3. — P. 481—510.
13. Bourdieu, P. Le Capital Social / P. Bourdieu // Actes de la Recherche en Sciences Sociales. — 1980. — Vol. 31. Janvier. — P. 2—3.
14. Bourdieu, P. Social space and symbolic power / P. Bourdieu // Sociological Theory. — 1989. — Vol. 7, no. 1. — P. 14—25.
15. Bourdieu, P. The forms of capital / P. Bourdieu // Handbook of theory and research for the sociology of education / ed. by J. G. Richardson. — New York: Greenwood Press, 1986. — P. 241—258.
16. Bourdieu, P. The social space and the genesis of groups / P. Bourdieu // Social Science Inform. — 1985. — Vol. 24, no. 2. — P. 195—220.
17. Woolcock, M. Social capital and economic development: Toward a theoretical synthesis and policy framework / M. Woolcock // Theory and Society. — 1998. — Vol. 27, no. 2. — P. 151—208.
18. Marshall, A. Principles of Economics / A. Marshall. — New York: McMillan, 1922. (First ed. 1890).
19. Eddy, A. J. The New Competition / A. J. Eddy. — Chicago, IL: McClurg and Co., 1912/1915.
20. Третьяк, В. П. Кластеры предприятий / В. П. Третьяк. — М. : Август Борг, 2005 — 130 с.
21. Шерешева, М. Ю. Формы сетевого взаимодействия компаний / М. Ю. Шерешева. — М. : ВШЭ, 2010. — 344 с.
22. Шерешева, М. Ю. Гильдии и корпорации: протокластеры или особая форма интеграции? / М. Ю. Шерешева, Ю. Л. Владимиров // Сетевой бизнес и кластерные технологии. — М. : ВШЭ, 2011. — C. 309—334.
23. Шерешева М. Ю. Сети / М. Ю. Шерешева // Институциональная экономика: новая институциональная экономическая теория. — М. : ИНФРА-М, 2011. — C. 159—177.
24. Уильямсон, О. И. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация: пер. с англ. / науч. ред. и вступ. ст. В. С. Катькало. СПб. : Лениздат: SEV Press, 1996. — 702 с.
25. Moore, J. F. Predators and prey: a new ecology of competition / J. F. Moore // Harvard Business Rev. — 1993. — Vol. 71, no. 3. — P. 75—83.
26. Moore, J. F. The death of competition: leadership and strategy in the age of business ecosystems / J. F. Moore. — Harper Business, 1996.
27. Nelson, R. R. An evolutionary theory of economic change / R. R. Nelson, S. G. Winter. — Cambridge, MA: Harvard Univ. Press, 1982.
28. Nelson, R. R. In search of useful theory of innovation / R. R. Nelson, S. G. Winter // Research policy. — 1977. — Vol. 6, no. 1. — P. 36—76.
29. Organizing inter- and intra-firm networks: what is the impact on innovation performance? / M. G. Colombo, K. Laursen, M. Magnusson, C. Rossi-Lamastra // Industry and Innovation. — 2011. — Vol. 18, no. 6. — P. 531—538.
30. Forrester, J. W. A new corporate design / J. W. Forrester // Industrial Management Rev. — 1965. — Vol. 7, no. 1. — P. 5—17.
31. Snow, C. C. Causes for failure in network organizations / C. C. Snow, R. E. Miles // California Management Rev. — 1992. — Vol. 34, no. 1. — P. 53—57.
32. Cyert, R. M. A Behaviorial theory of the firm / R. M. Cyert, J. G. March. — Englewood-Cliffs: Prentice Hall, 1963.
33. Cyert, R. M. A behavioral theory of the firm / R. M. Cyert, J. G. March. — New York: Englewood Cliffs, 1963.
34. Freeman, R. E. Strategic management: A stakeholder approach / R. E. Freeman. — Boston, MA: Pitman Publ., 1984.
35. Mitroff, I. I. Stakeholders of the organizational mind / I. I. Mitroff. — San Francisco: Jossey-Bass, 1983.
36. Pitelis, C. N. Edith Penrose: Pioneer of stakeholder theory / C. N. Pitelis, M. W. Wahl // Long Range Planning. — 1998. — Vol. 31, no. 2. — P. 252—261.
37. Teece, D. J. Dynamic capabilities and strategic management / D. J. Teece, G. Pisano, A. Shuen // Strategic Management J. — 1997. — Vol. 18, no. 7. — P. 509—533.
38. Dyer, J. H. The Relational view: Cooperative strategy and sources of interorganizational competitive advantage / J. H. Dyer, H. Singh // Acad. of Management Rev. — 1998. — Vol. 23, no. 4. — Р. 660—679.
39. Markowits, H. M. Portfolio selection / H. M. Markowits // J. of Finance. — 1952. — Vol. 7, no. 1. — P. 71—91.
40. Sharpe, W. F. A simplified model for portfolio analysis / W. F. Sharpe // Management Science. — 1963. — Vol. 9, no. 2. — P. 277—293.
41. Koka, B. R. Designing alliance networks: The Influence of network position, environmental change, and strategy on firm performance / B. R. Koka, J. E. Prescott // Strategic Management J. — 2008. — Vol. 29, no. 6. — P. 639—661.
42. Sako, M. Price, quality and trust: inter-firm relations in Britain and Japan / M. Sako. — Cambridge Univ. Press, 1992.
43. Sako, M. The information requirements of trust in supplier relations: evidence from Japan, Europe and the United States / M. Sako // Trust and Economic Learning / ed. by N. Lazaric, E. Lorenz. — Edward Elgar, 1998. — P. 23—47.
44. Chesbrough, H. W. How open innovation can help you cope in lean Times / H. W. Chesbrough, A. R. Garman // Harvard Business Rev. — 2009. — Vol. 87, no. 12. — P. 68—76.
45. Dahlander, L. How open is innovation? / H. W. Chesbrough, A. R. Garman // Research Policy. — 2010. — Vol. 39, no. 6. — P. 699—709.

Вестник Челябинского государственного университета.
2016. № 14 (396). Экономические науки. Вып. 55. С. 121—127.

Анализ литературы показывает, что существует множество терминов, подразумевающих различные типы сетевого взаимодействия организаций. Эти термины отличаются разнообразием, могут обозначать как разные, так и сходные типы сетей, пересекаться, выходить за пределы определений сети, принятых в рамках гой или иной концепции.

Рис. 4.1.

На рис. 4.1. представлен список терминов, обозначающих сетевое взаимодействие у разных авторов. Будучи далеко не полным, он дает, тем не менее, представление о том, насколько пока расплывчата терминология. Нет и общепринятой классификации сетей, хотя существует целый ряд разных типологий (см. приложение 4.1). В основном это подходы зарубежных авторов, среди них можно отметить широко известные типологии Майлза - Сноу , Джереффи - Хамфри - Сторжо- на говорит о «двух моделях сетизации»: во-первых, о сетевой структуре иерархического типа, когда крупная компания собирает вокруг себя фирмы меньшего размера, выполняющие для нее те или иные задачи, выступает головным заказчиком и занимает, соответственно, доминирующее положение в деловых операциях. В силу своего положения она может диктовать условия и осуществлять выбор наиболее выгодных ей партнеров, отличающихся хорошим потенциалом. Контроль при этом осуществляется не за счет участия в капитале, а через рыночный механизм, но мелкие фирмы быстро попадают в зависимость от более мощного партнера. Второй моделью Р. Патюрель считает возникновение сети предприятий, близких по размерам, большинство которых самостоятельны юридически, но имеют общие цели и поддерживают устойчивость друг друга (часто все они действуют в пределах одной отрасли или одного региона).

X. Хинтерхюбер и Б. Левин исходят из того, что сетевые организации можно рассматривать с двух точек зрения - внутриорганизационной и межорганизационной. Мы уже говорили об этом в предыдущих лекциях: внугриорганизационная сеть представляет собой совокупность индивидов и подразделений в рамках одних и тех же юридически определенных границ, в то время как межорганизационная сеть является коалицией независимых экономических субъектов. X. Хинтерхюбер и Б. Левин берут в качестве критерия для классификации структуру сетей и выделяют внутренние сети

• 1 Б.З. Мильнер предложил делить сетевые организации на временные многопрофильные коллективы специалистов для осуществления крупных проектов; в районах («долинах») с малыми производственными фирмами или их аналог внутри крупной компании; крупные территориально распределенные производственные фирмы (пример: японские кейрецу); стратегические союзы.
• (совокупность полуавгономных стратегических бизнес-единиц в рамках одной организации) и внешние сети. В свою очередь, внешние сети эти авторы подразделяют на три категории.
• Горизонтальная сеть (horizontal network) в этой классификации определяется как альянсы схожих между собой фирм, оперирующих на одних и тех же рынках. Целью их создания является разработка и продвижение специфической технологии (продукта) для завоевания определенного рыночного сегмента. Примерами горизонтальных сетей авторы называют авиаальянсы OneWorld, SkyTeam, StarAlliance. Их взаимодействие основано на объединении ресурсов, которыми располагают партнеры для совместной разработки обновленных и принципиально новых процессов и предложений.
• Вертикальная сеть (vertical network) рассматривается как специфичный для каждой отдельной отрасли канал поставок и дистрибуции, располагающийся вокруг «классической» производственной компании, выступающей в качестве центрального агента (стержневой, или фокальной фирмы). Сама эта компания выполняет ограниченный ряд функций, в том числе - интегратора, отдавая большинство других функций на аутсорсинг. X. Хинтерхюбср и Б. Левин рассматривают в качестве одного из примеров вертикальной сети компанию Benetton (приложение 4.1).
• Диагональная сеть (diagonal network), сформированная с участием различных компаний, действующих в разных секторах рынка и сильно отличающихся друг от друга. В качестве примера приведена американская компания TCI, сформировавшая вокруг себя сеть крупных агентов из разных отраслей (от Microsoft до представителей Голливуда).

Нетрудно заметить, что в этой классификации используется уже рассмотренное нами деление квазиинтеграции на вертикальную, горизонтальную и конгломератную (здесь она менее удачно названа диагональной). В принципе это продуктивная идея, которую стоит учитывать при выделении типов сетей. Однако в данной типологии не учтены такие характеристики, как степень динамичности сетевых структур и размер компаний-участников. Кроме того, X. Хинтерхюбер и Б. Левин сделали акцент на сети, имеющие центрального агента, в то время как в реальности существует много структур, где нет одной стержневой компании, а управление осуществляется, например, специально созданным или нанятым брокером, которому права по управлению делегируют все участники сети.

Существует широко известный подход, учитывающий динамический аспект, - типология Майлза - Сноу .

Рис. 4.2.

В данном случае внутренние сети, с одной стороны, и стратегические и динамичные - с другой, являют собой противопоставление интегрированной структуры традиционного типа и квазиинтегрированных структур. Таким образом, для целей классификации межфирменного взаимодействия такая типология дает только стартовые основы, не давая возможности делать более четкие различия между разными видами стабильных и динамичных сетей.

То же самое можно сказать о классификации Г. Джереффи, Дж. Хамфри и Т. Сторджон IGereffi et al., 2005J, которые принимают за основу классификации форму управления и степень устойчивости связей, но рассматривают только вертикальную интеграцию, выделяя пять базовых форм управления цепочкой ценности (рис. 4.3), перечисленных ниже.

• Рыночная цепочка. Связи между поставщиками неустойчивы. Издержки на переключение к другому поставщику низки для обеих компаний.
• Модульная цепочка. В общем случае поставщик в модульной цепочке поставляет потребителю продукт с заданными характеристиками. Поставщик берет на себя обязательство предоставить такой продукт «под ключ» и несет издержки по обеспечению запрашиваемых характеристик, строго контролируя спецификацию продукции. Соответственно на него ложатся все затраты на осуществление специфических инвестиций (ограничения на используемый материал, технологию производства и т.п.). В модульной цепочке довольно сильны элементы МК «Рынок» - если поставщик не сможет обеспечить должного качества, компания переключается на другого поставщика.
• Отношенческая цепочка. В цепочке этого типа прослеживается комплексная взаимосвязь между покупателем и продавцом. Для подобного типа взаимодействия свойственна взаимозависимость компаний и высокий уровень специфичности их активов, отношения поддерживаются на основе репутации и взаимного доверия. В подобной цепочке компании могут руководствоваться соображениями взаимной выгоды и стараются искать решения по типу «выигрыш-выигрыш» (win-win situation).
• «Каитивная» 1 цепочка. В цепочке этого типа небольшие поставщики зависят от агрегированного закупщика. Издержки переключения небольших компаний крайне велики, и поэтому они привязаны к закупщику. Для этого вида цепочек характерен высокий уровень затрат на контроль и мониторинг со стороны закупщика. В отличие от модульной цепочки присутствует первоначальная «заточенность» продукта компании только на одного закупщика.
• Иерархическая цепочка. Цепочка в вертикально интегрированной компании. Доминирующей формой управления цепочкой является управление по иерархической лестнице (от управляющей компании к конкретным предприятиям).

В этой типологии иерархическая цепочка соответствует внутренней сети по класификации Майлза - Сноу (доминирует М К «Иерархия»), рыночная цепочка не является сетью (доминирует МК «Рынок»), а модульная, отношенческая и каптивная цепочки представляют для нас интерес, поскольку речь идет об определенных формах управления межорганизационной сетью. Однако, как мы уже сказали, серьезным ограничением этой типологии является игнорирование горизонтальных взаимодействий.

А. Грандори и Дж. Сода подходит к классификации сетей с позиций концепции маркетинга и выделяет четыре формы сетевого взаимодействия.

Внутренние рыночные сети (internal market networks). В этой модели взаимодействия различные департаменты одной организации, наделенные относительной автономией, осуществляют операции с другими внутренними департаментами и внешними агентами, удовлетворяют свои потребности, исходя из условий рынка, но действуют на основании общей политики и принципов, принятых в данной корпорации. Р. Акрол пишет, что внутренняя сеть призвана заменить иерархически- подчиненные отношения в рамках компании на отношения прямого сетевого обмена, а ключ к эффективности таких сетей - их культура сотрудничества, предполагающая свободное перемещение технологии, знаний, информации и людей между подразделениями фирмы. Это позволяет в нужный момент быстро сконцентрироваться вокруг решения стратегически важной проблемы. Легко заметить, что эта форма сетевого взаимодействия, как и внутренняя сеть в классификации Р. Майлза и Ч. Сноу, не является формой межфирменной кооперации.

Вертикальные рыночные сети (vertical market networks) определены как специфичный для каждой отдельной отрасли канал поставок и дистрибуции, располагающийся вокруг «классической» производственной компании. Партнерские отношения в каналах прямых поставок или в каналах дистрибуции выстраиваются вокруг фокальной организации. Более сильные по сравнению с другими агентами сети позиции фокальной компании позволяют ей координировать деятельность по созданию ценности на конкретном рынке и контролировать ее.

Межрыночные сети (intermarket networks) по Р. Акролу в принципе сходны с японскими кейрецу, описанными в предыдущей лекции. Как мы говорили, кейрецу создавались вокруг мощного банка, который обеспечивал финансирование компаний группы и фактически исключал возможность их враждебного поглощения другими участниками рынка. Однако Р. Акрол считает, что межрыночные сети могут быть сгруппированы не только вокруг одной крупной финансовой структуры, но и на базе торгующей или производственной компании.

Сети возможностей (opportunity networks) представляют собой временные образования вокруг конкретного проекта для заказчика (потребителя). Это в значительной степени совпадает с пониманием динамических сетей в определении Р. Майлза и Ч. Сноу. Р. Акрол полагает, что такая сеть специализируется на сборе информации о рынке и обеспечении этой информацией всех агентов сети. В центре такой структуры часто находится маркетинговая организация, которая ведет мониторинг потребностей заказчика и обеспечивает связь клиента с потенциально возможными поставщиками продуктов и услуг, ведет переговоры, координирует проекты, регулирует продуктовые стандарты и правила обмена между участниками сети. По сути, эта сеть призвана предоставить конечному потребителю все разнообразие продуктов и услуг, в которых он нуждается.

В. Зигерт и Л. Ланг решают еще одну проблему, не поставленную ни Хинтерхюбером - Левиным, ни Акролом, ни Майлзом - Сноу - проводят классификацию с точки зрения размера компаний - участников сети. Они выделяют три подхода к развитию сетевых организаций [Зигерт, Ланг, 1990].

• Крупные предприятия расширяются посредством создания внешних филиалов и совместных предприятий, передавая им часть своих компетенций, но удерживая за собой ключевые. Стратегическим лидером остается одно предприятие, при этом возникает экономическая и правовая зависимость других партнеров.
• Малые и средние фирмы, каждая из которых сконцентрирована на определенных компетенциях, могут предложить свои услуги крупным компаниям и стать элементом их сети. При этом они могут взаимодействовать с крупной корпорацией и как поставщики, и как партнеры иного рода.
• Сеть формируют малые и средние фирмы, используя при этом в качестве интегратора либо внутреннего, либо внешнего сетевого координатора (брокера).

Эта типология охватывает значительную часть известных из эмпирических наблюдений сетевых форм. Однако, на наш взгляд, существуют формы, которые в нее не вписываются. Кроме того, не все из указанных форм могут быть без колебаний отнесены к межфирменным сетям.

М. Кастельс и де Ман предлагают различать четыре группы межфирменных сетей на основе таких критериев, как форма управления (полицентрическая, равноправная, гетерархичная (Heterarchie)), степень доминирования, или фокальностъ (доминирование одного партнера или группы партнеров), стабильность (нестабильная или стабильная). Характеристики четырех групп выглядят следующим образом.

° Проектные сети (Projektnetzwerke) фокальны и нестабильны. Это одна из хорошо устоявшихся форм сотрудничества компаний в строительной отрасли; много примеров использования такой формы кооперации в производстве фильмов.

° Стратегические сети (Strategische Netzwerke) отличаются высокой степенью доминирования одного партнера и стабильностью; например - сети поставщиков, создаваемые крупными а втопрои звод ителя м и.

° Виртуальные предприятия (Virtuelle Unternehmen) поли- центричны и нестабильны; их довольно много в сфере информатики и консалтинга.

° Сети - союзы (Verbundnetzwerke) полицентричны и стабильны; они хорошо подходят для транспортных рынков (например, германские союзы перевозчиков (Verkchrsverbiinde)).

Таким образом, здесь выявляются значимые различия между фокальными и полицентрическими сетями. В фокальных сетях координация происходит в основном иерархическим способом через центрального партнера, как на стратегическом, так и на оперативном уровне. Для этого фокальный партнер использует планы и программы, на которые он оказывает сильное влияние. При выборе партнеров и размещении у них заказов фокальная фирма обычно применяет ценовые механизмы или переговоры. Задачи по координации принимает на себя сетевой брокер, который, как правило, учреждается фокальным партнером. В полицентрических сетях доминирующим инструментом координации на стратегическом уровне является согласование интересов сетевых партнеров, дополненное ценовыми механизмами/переговорами при выборе партнера. Координация и на стратегическом, и на оперативном уровне поддерживается координатором, который, как правило, выделяется из круга партнеров.

Опираясь на этот подход к классификации, группа германских ученых под руководством Ш. Кляйна описала пять основных типов сетей по совокупности нескольких критериев . Среди всех концепций государственной власти, на мой взгляд, более всего подходит к пониманию российских реалий теория властвующей элиты. Данная концепция была разработана Р.Миллсом на американском материале и несет на себе сильный отпечаток американских реалий. Основная ее идея состоит в том, что триумвират ведущих групп большого бизнеса, военные и политические круги, окружающие президента США, формируют “правящую элиту”, принимающую все исторические для страны решения. При переносе на российскую почву эта теория требует существенных корректив. Главная из них состоит в том, что российский крупный бизнес, несмотря на формирование финансовой олигархии, еще не играет такой большой роли в этом “триумвирате”, как американский. Следующий этап корректирования теории обусловлен выходом с общенационального на региональный уровень. Эта проблематика нашла отражение в американских исследованиях политической и социально-экономической жизни малых городов, начавшихся в середине 1930-х гг. . На этом уровне отпадает такой участник властвующей элиты, как военное руководство. Весьма высокий уровень централизации российской административной и экономической жизни обусловливает подчинение существенных компонентов республиканской экономики московской властвующей элите и ограничивает компетенцию элиты региональной.

Властвующую элиту можно представить как социальную сеть более или менее устойчивых неформальных отношений, соединяющих воедино несколько функциональных элит, обладающих властными функциями. Формально самостоятельные, независимые друг от друга структуры в реальности оказываются тесно переплетенными в результате того, что позиции в них занимаются одними и теми же людьми, а формальные социальные отношения искажаются существованием неформальной социальной сети.

Основные положения теории властвующей элиты перекликаются с сетевой теорией, исходящей из того, что экономическая деятельность имеет социальные корни и в процессе взаимодействия предприятия устанавливаются долгосрочные связи, формирующие сеть. Через эти сетевые отношения партнеры на рынке получают доступ к ресурсам, контролируемым другими партнерами [См.: 16. С.3]. Социальные сети, в которые включены предприятия, можно ограничить экономической сферой лишь в чисто аналитических целях, абстрагируясь от широкого контекста во имя облегчения понимания проблемы. В реальности эти социальные сети включают как государственные органы, так и отдельных чиновников, действующих в качестве самостоятельных субъектов, преследующих собственные интересы. В результате ресурсы политического поля включаются в сугубо экономические отношения, а ресурсы экономического поля оказываются важным фактором формирования политико-административной структуры.

Концепция патрон-клиентских отношений, широко используемая в политологии, обычно ограничивается политико-административной сферой: патрон, занимающий политически важную позицию, оказывая услуги, давая защиту и поддержку своим клиентам, сам приобретает их политическую поддержку и опирается на занимаемые "клиентами" позиции . Патрон-клиентские отношения – это устойчивая социальная сеть личных отношений, границы которой не совпадают с границами формальных организаций и их подразделений. В классическом варианте патрон-клиентские отношения приобретают форму сети отношений политической лояльности и взаимных обязательств, связывающих членов различных социальных слоев [См.:23. С.61]. В номенклатурной системе, для которой был характерен довольно высокий уровень ротации кадров между административной и хозяйственной сферами, неизбежно формировались разветвленные патрон-клиентские отношения, легко связывавшие руководителей предприятий с ответственными работниками региональной административной системы. Эта социальная сеть, возникнув в советский период, не могла при эволюционном характере переживаемых страной трансформаций не связывать воедино руководителей разных сфер и в постсоветский период.

Сетевая теория рассматривает властные отношения как допустимые в сети, но лишь в качестве временных. Если они становятся постоянными, то само понятие сети нарушается и данная организация экономической деятельности трансформируется в иной способ организации . Этот вывод с большими оговорками применим лишь к чисто экономическим сетям, формирующимся в рыночном контексте. В то же время социальные сети смешанного характера (предприятие – министерство, предприятие – налоговая служба, дочернее – материнское предприятие и т.п.) в качестве своего ядра и причины содержат именно властные отношения и приобретают специфический характер патрон-клиентских отношений. Социальная сеть несет в себе элементы иерархии, порождаемой неравенством экономических, политических и административных ресурсов ее участников.

Вышеперечисленные теории описывают один и тот же универсальный феномен, но каждая в пределах определенной науки: социологии, маркетинга и политологии соответственно. Реальная же жизнь не совпадает с междисциплинарными границами, поэтому необходим сквозной анализ неформальных социальных сетей, пронизывающих и связывающих разные сферы общественной жизни, в том числе политико-административную и экономическую. С одной стороны, ресурсы экономического поля оказываются мощным фактором формирования политической и административной структур государства и без их учета логика трансформации этих структур предстает совершенно искаженной. С другой стороны, экономическое поле оказывается под мощным воздействием органов административной и политической власти, поэтому попытки анализировать его в рамках сугубо рыночных отношений спроса и предложения не могут не вести к примитивизации формирующейся картины.

ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Интерес – это объективно оптимальный способ социального самоутверждения субъекта, в качестве которого могут выступать и отдельный индивид, и мелкая организация, и целое государство [См. подробнее 6]. Его носителем выступает любой субъект общественных отношений – индивид, группа или организация любого масштаба.

Социальный интерес государства в экономической сфере состоит в наращивании его экономической мощи, измеряемой прежде всего размером государственного бюджета. Эта цель достигается двумя противоположными путями: во-первых, через государственное участие в производстве, варьирующееся от государственного способа производства (как в СССР) до государственно-капиталистического уклада в рыночной экономике; во-вторых, через налогообложение независимых от государства экономических субъектов (фирм и индивидов). В современной России происходит быстрый переход от почти безраздельного господства первого способа к доминированию второго.

В рыночной экономике государственный интерес в экономической сфере реализуется в первую очередь косвенно, через создание максимально благоприятных условий для реализации частных интересов негосударственного сектора, следствием чего является рост налогооблагаемой базы и рост государственного бюджета. В силу этой логики экономической политики наиболее крупные налогоплательщики рассматриваются государством как наиболее важные объекты государственной политики: им оказываются максимальное внимание, поддержка, их в первую очередь стремятся уберечь от краха и кризиса, используя государственный потенциал. Несмотря на политические декларации о нейтральности государства, эта тенденция явно обнаруживается во всем мире. В России же она особенно отчетлива. Именно крупный бизнес - в центре государственного покровительства.

В постсоветской России государство как на федеральном, так и на региональном уровнях оказалось не в состоянии создать благоприятную рыночную среду. Экономика в течение всех 1990-х гг. погружалась в пучину кризиса, удивляя страну и мир тем, что дно каждый год оказывалось все еще недостигнутым. Экономический спад неизбежно сокращает объем государственных доходов.

В силу этого единственным стратегическим способом реализации государственного экономического интереса стала фискальная политика по отношению к терпящим бедствие предприятиям. Это закономерно формирует антагонизм интересов государства и частного бизнеса: реализация государственного интереса в его фискальной форме ускоряет банкротство предприятий, а реализация интереса тонущих частных предприятий в современных условиях означает уход от налогов и подрыв бюджета, что углубляет и без того глубокий кризис государства.

Надежды на чудо приватизации оказались еще более утопичными, чем надежды раннего большевизма на чудо национализации. Во-первых, в силу шокового характера приватизации государственное имущество было распродано за бесценок и часто в руки собственников, не заинтересованных в повышении эффективности его использования. Во-вторых, резервы получения дохода от приватизации стали подходить к концу столь же быстро, как и сама приватизация, не оставляя надежд на сохранение этого источника в будущем. Государственная собственность оказалась исчерпанной в считанные годы, а ее реализация в ходе "рыночных реформ" не привела ни к подлинному рынку, ни к росту государственных доходов. Поэтому если судить о приватизации не по декларациям о намерениях, а по результатам, то вполне обоснованно можно предположить, что в ее основе лежали интересы, далекие от интересов как государства, так и экономики.

За шумом громких дискуссий о приватизации государственной собственности как-то совершенно незамеченным оказался факт гораздо более важной приватизации, объектом которой стало само государство. Суть этого процесса состоит в том, что в постсоветской России государство перестало быть единым субъектом, имеющим комплекс органически взаимосвязанных интересов, реализуемых через механизм государственной политики, в том числе и экономической. Некогда относительно единый государственный интерес расслаивается на комплекс часто неоднородных, противоречивых и даже взаимоисключающих интересов центрального и регионального аппаратов, отраслевых ведомств и частных интересов чиновников. Как в экономике формируется частная собственность в разных формах – от акционерных компаний до индивидуальных предпринимателей, так и в государственном аппарате образуются своего рода “АО” и “ИЧП”, представленные отдельными отраслевыми или региональными органами политической и административной власти и отдельными чиновничьими позициями. Их приватизация проявляется в выходе на первый план личных и групповых интересов, оттесняющих на задний план интересы государства.

До приватизации государственной собственности госаппарат и органы хозяйственного управления были двумя сторонами одной медали. В ходе приватизации эта формальная связь оказалась подорванной. На ее место стала приходить новая система отношений. С одной стороны, все фирмы действуют в административно-правовом пространстве рынка, формируемом государством. С другой стороны, формируется неформальная или полуформальная сеть социальных отношений, связей, смысл которых состоит в завоевании и поддержании привилегий, исключительности. Исключения же дают фору в конкурентной борьбе. Приобретая устойчивый характер, они превращаются в относительно стабильную социальную сеть. Такие отношения являются сетевыми, если они обусловлены не общегосударственными, а неформальными частными, групповыми или индивидуальными интересами их участников.

В период приватизации интересы чиновничества и руководителей предприятий тесно переплелись: обе группы оказались материально заинтересованными в быстрой и дешевой приватизации государственной собственности, что обеспечило успех этой радикальной реформы отношений собственности. Первоначально 45% средств, вырученных от приватизации объектов республиканской собственности, шло в бюджет Республики Коми (РК), по 4,5% - Фонду Госимущества и Комитету по управлению имуществом РК. Летом 1993 г. Верховный Совет РК скорректировал эти пропорции: в казну стало поступать 19%, а Фонду и Комитету – по 17,5%. Часть этих сумм была использована на беспроцентные ссуды чиновникам, что не могло не сделать их лично заинтересованными в быстрой приватизации . Насколько при этом совпадали общегосударственные и групповые чиновничьи интересы – особый вопрос.

Тенденция к утрате государством своей нейтральности в экономической политике проявляется в принятии решений, которые создают явные преимущества отдельным избранным фирмам. Механизмы, мотивация этих решений часто остаются скрытыми. Однако сам факт таких решений свидетельствует о действии внутри государственного аппарата частных интересов.

Обычно такие решения тщательно скрыты от глаз либо очень трудно доказать, что они носят не нейтральный характер, принимаются вне контекста сетевых обязательств. Однако время от времени они обнажаются. Один из многих примеров такого рода отношений – действия В.Кузнецова на посту председателя комитета по управлению госимуществом РК. В 1994 г. он, являясь должностным лицом, выступил поручителем при получении совместным предприятием “Нордлес ЛТД” льготного кредита в АКБ “Комибанк”. Значительная часть кредита в срок возвращена не была, и банк выставил счет поручителю – министерству по управлению госимуществом и приватизации, ставшему правопреемником ликвидированного комитета (112 млн руб.). В 1995 г. было возбуждено уголовное дело по факту превышения служебных полномочий .

За спиной многих других получателей кредитов также стояли и стоят открыто или закамуфлированно участники социальной сети из государственных структур. В интервью многие предприниматели и менеджеры описывали простой механизм действия такой сети: частные, но ответственные лица из государственных или финансовых организаций способствуя получению частной фирмой кредита, получают его часть в качестве теневых участников сделки.

Рынок вторгается в совершенно чуждую для него сферу - административную систему государства. Результатом является особая форма бюрократизма, в основе которой лежат товарно-денежные отношения в сфере предоставления управленческих услуг. Их субъектами выступают отдельные чиновники, преследующие свои частные, а не государственные интересы. Это не может не порождать острого кризиса государства, которое оказывается не в состоянии выполнять на должном уровне свои основные функции в экономической сфере. Чиновник-“бизнесмен”, торгующий управленческими услугами, не может не быть стопором в государственной машине. В то же время он выступает как одно из серьезнейших препятствий на пути развития частного бизнеса, поскольку существенно повышает издержки производства и обращения, в результате отвлечения экономических ресурсов на создание и поддержание социальных сетей, связывающих данную фирму с определенной государственной структурой или отдельным чиновником (взятки в явной и замаскированной формах).

Объективный частный интерес чиновника, как и любого иного работника, состоит в получении максимального вознаграждения за свой труд. Поскольку же многие чиновники оказывают управленческие услуги непосредственно их потребителям, то этот интерес выливается в заинтересованность получения дополнительной, неофициальной оплаты этих услуг.

Наиболее состоятельными клиентами чиновников являются бизнесмены; соответственно, объективный частный чиновничий интерес связан именно с этим слоем. С крупным бизнесом рядовому чиновнику торговаться трудно, поскольку крупные фирмы могут выходить прямо на политические фигуры региона, поэтому частный бюрократический интерес заостряется на мелком и среднем предпринимательстве.

На этом направлении он может наиболее эффективно реализовываться через усиление государственного контроля частного бизнеса (прежде всего мелкого и среднего), через расширение прав государственных органов на выдачу разного рода разрешений. Под прикрытием идеологии государственной защиты общенародных интересов в этой форме пробивает себе дорогу стремление чиновников расширить возможности продажи в частном порядке своих услуг мелким и средним предпринимателям, которые обладают тремя важными характеристиками: (1) они политически беззащитны (у них нет выхода на крупных политиков и сами они не организованы); (2) у них достаточно сильна личная материальная заинтересованность в том, чтобы пробивать в госорганах исключительные правила для своих фирм; (3) они достаточно состоятельны, чтобы неучтенными деньгами (“черным налом”) расплачиваться за свои услуги с чиновниками.

Глава Сыктывкара Е.Борисов на административном совете города в конце ноября 1997 г. прямо заявил:

У нас сегодня существует три криминальных отдела - жилищный, торговый и отдел внешних связей и развития предпринимательства.

На робкие возражения присутствующих, что предприниматели оплачивают услуги по собственной воле, мэр ответил:

Да пока он вам не заплатит, вы к каждой запятой будете цепляться... .

Разовый подкуп – это сугубо рыночное отношение, имеющее тенденцию перерастания в устойчивую связь. В результате образуются социальные сети, по которым идет обмен услугами, деньгами, товарами и информацией между отдельными фирмами и чиновниками в госаппарате.

Сеть опирается на взаимные обязательства, под которыми понимаются усилия по поддержанию взаимосвязи, необходимой для каждой стороны. Обязательство подразумевает как социальную ангажированность, так и использование ресурсов для поддержания взаимоотношений. Это ключ к пониманию сети. Без взаимных обязательств долгосрочные отношения невозможны . Государственные органы и чиновники, создавая привилегии для отдельных фирм, делая исключения для них из общих правил рыночной игры, установленных административно-правовыми нормами, подчеркивают этим наличие особой связи и вкладывают в ее поддержание имеющиеся у них административные ресурсы. В свою очередь и частные фирмы, участвующие в этой сети, вкладывают доступные им экономические ресурсы в ее поддержание. Этот вклад варьируется от небольшой взятки мелкому чиновнику до крупного вклада в финансирование избирательной кампании крупного политика. Нарастающий с каждым годом масштаб избирательных кампаний регионального уровня в РК дает веское основание предполагать, что частный бизнес очень активно втягивается в исполнение своей доли обязательств по поддержанию социальной сети.

ПОЛИТИКУ

1. Политические интересы бизнеса

Любой рынок, включая теневой, регулируется с помощью неэкономических регуляторов. Важнейшим среди них является административно-правовое регулирование со стороны государства, которое исходя из политической ориентации властвующей элиты может всячески тормозить развитие рыночных отношений или, наоборот, их насаждать, быть нейтральным арбитром в рыночной конкуренции или заинтересованным союзником отдельных ее участников. Поэтому экономические интересы частного бизнеса не могут не трансформироваться в интересы политические, суть которых состоит в использовании государственной власти для формирования благоприятной административно-правовой среды.

Борис Березовский, являющийся самым политизированным и публичным бизнесменом России, так сформулировал свое понимание содержания устремлений частного капитала в области власти: “Очевидно, что капитал хочет, чтобы были созданы условия для его нормального функционирования в стране. А власть должна понимать это требование капитала и трансформировать его в законодательную, в исполнительную власть. При этом никакой претензии на власть у капитала не существует в России. У капитала есть претензия, что власть слишком медлительна и часто нечувствительна к тому, что требует капитал” .

Объективные политические интересы частного бизнеса можно условно разделить на три группы. Первая группа – это благоприятная административно-политическая среда для равной конкурентной борьбы всех фирм. В этом случае государство выступает в качестве нейтрального арбитра, следящего за соблюдением установленных им правил рыночной игры. Вторая группа – это благоприятная административно-политическая среда для отдельных групп фирм, отраслей, корпораций и т.д. Третья группа – это исключения из установленных административно-правовых норм, привилегии для отдельных фирм, предоставляемые государственными органами.

Все фирмы зависят от административно-правовой среды рынка, поэтому они имеют осознанный или неосознанный политический интерес. Однако из этого отнюдь не следует стремление всех бизнесменов участвовать в политической жизни или лоббировать государственные органы.

Основная часть бизнесменов понимает, что от них мало что зависит, что каждый из них не в состоянии оказать влияние на процесс принятия законов и подзаконных актов даже на уровне республики. Отсюда – политическая пассивность, стратегия адаптации к неконтролируемой среде.

Значительная часть предприятий, имея объективную заинтересованность в благоприятной для бизнеса в целом административно-правовой среде, не имеет группового или частного политического интереса: власть не в состоянии даже при наличии желания существенно улучшить их рыночную ситуацию с помощью льгот и привилегий. Поэтому данная группа предприятий дистанцируется от государственных органов, от чиновников, не видя проку от создания дорогостоящих сетей, включающих их.

В то же время имеются предприятия, чья рыночная ситуация зависит от частных отношений с государственными органами или отдельными ответственными чиновниками весьма существенно. Для успешной деятельности или даже просто для выживания им нужны квоты, разрешения, государственные гарантии, налоговые льготы и т.д. Именно эта часть бизнесменов активно участвует в формировании социальных сетей, включающих государственные органы или (чаще всего) отдельных ответственных чиновников. Эта часть бизнеса особенно активно сращивается с политикой и администрацией.

Одной из важнейших характеристик рыночной среды является ее стабильность, поддержание которой входит в число главных функций государства, поэтому отношение бизнеса к политике нередко опирается на этот критерий. Во время предвыборных кампаний 1990-х гг. в обществе, в том числе и в бизнес-среде, нередко звучал такого рода аргумент в пользу кандидатов нынешней власти: “От них, по крайней мере, известно, что можно ожидать, а как поведут себя новые – трудно сказать” или “Эти уже наворовались, а новые все начнут сначала”. Именно эта логика лежала в основе решения большинства бизнесменов поддержать Ельцина на президентских выборах 1996 г. Эта логика лежит в основе часто проявляющегося политического консерватизма предпринимателей, опасающихся, что любые перемены чреваты только ухудшением рыночной ситуации. Для большинства бизнесменов эта политическая позиция ограничивается простым использованием своего права голоса на выборах представительных органов власти или глав исполнительной власти. Однако та группа бизнесменов, рыночная ситуация которых зависит от тесных отношений с властью, активно участвует в политическом процессе.

Деление общества на сферы общественной жизни – научная абстракция. Экономика не отделена от политики и администрации сколько-нибудь четкой границей. Поэтому экономические и политические интересы часто переплетаются, одни и те же индивиды играют как политические, так и экономические роли. Размытость границ между сферами ведет к тому, что рамки действия чисто экономической, административной или политической рациональности оказываются весьма ограниченными. За их пределами истина превращается в заблуждение, прибыль - в убыток, издержки – в доходы и т.д. Так, рыночная конкуренция во многих случаях приобретает форму борьбы за подключение к политическим и административным сетям, которые рассматриваются конкурентами-бизнесменами как рычаг улучшения рыночной ситуации своих фирм. Отсюда феномен, необъяснимый в рамках логики рационального экономического поведения: бизнесмен отрывается от своего дела, которое часто в этот момент идет далеко не успешно, и бросается в политическую борьбу или начинает административную карьеру.

Многослойность политических интересов капитала (общих, групповых и частных) ведет к формированию разных стратегий воздействия частного бизнеса на власть: индивидуальной и групповой. Фирмы, чья рыночная ситуация зависит от их поддержки государственными органами, обычно используют индивидуальную стратегию борьбы за подключение к политико-административным сетям для получения привилегий, льгот, исключений из правил. При этом чем хуже общие условия развития частного бизнеса, тем легче добиться привилегий, тем выше их эффект. Разумеется, добиться привилегий для отдельной фирмы легче, чем изменить административно-правовую среду для всего бизнеса. Кроме того, экономический эффект борьбы за исключение из правил выше, поскольку достижение этой цели означает подрыв рыночной ситуации конкурентов. Этот путь представляется наиболее эффективным для реализации интересов отдельной фирмы, но в то же время он пагубен для частного бизнеса в целом, ибо ведет к ухудшению общей рыночной инфраструктуры, создаваемой государством (прежде всего политико-административной среды). Фирмы, имеющие доступ к властным сетям, объективно заинтересованы в сохранении неблагоприятной рыночной среды, которая бьет по их конкурентам, но не задевает привилегированные фирмы, оказавшиеся в зоне исключений. Отсюда такой парадокс: идущее год от года усиление влияния частного бизнеса на власть не ведет к заметному прогрессу в формировании настоящего рынка. Возникновение национальной и региональной олигархии не только не ускоряет движение страны к формированию реального рынка, но, наоборот, тормозит это движение не меньше, если не больше, чем коммунистическая оппозиция.

3.2. Вклад бизнеса в поддержание сетей

Наличие социальной сети власть-бизнес – это обоюдоострое оружие. С одной стороны, включенность частной фирмы в такую сеть открывает доступ к новым ресурсам, контролируемым государством, дает преимущества в конкурентной борьбе. Но с другой стороны, она создает риск превращения коммерческого предприятия в карманную фирму государственных органов и отдельных ответственных чиновников, что чревато вторжением политико-бюрократической рациональности в качественно иную логику рынка. Такой симбиоз ведет к огромным издержкам по поддержанию сети власть-бизнес и к принятию экономически иррациональных решений, которые, между тем, могут быть политически вполне разумными.

Классический пример эффективности и пагубности таких сетей – история АКБ “Комибанк”, который первоначально рос как на дрожжах благодаря именно включенности в сеть власть-бизнес, а потом этот же фактор стал одной из причин его краха.

АКБ “Комибанк” оказался вовлечен в весьма привлекательную схему: его кредитные ресурсы на 60% формировались за счет кредитов Центрального Банка РФ, выдававшихся на финансирование экономики республики . Разумеется, причина попадания именно этого банка в данную схему лежала в его прочной включенности в институциональную сеть власть-бизнес, которая сама по себе давала приток в банк огромных средств. Это была выплата властью своей доли за поддержание сети.

Любая социальная сеть строится на принципе взаимности. “Комибанк” должен был вносить свою лепту в поддержание этой сети, выдавая уже от своего имени кредиты предприятиям, отобранным государственными органами и отдельными чиновниками далеко не по экономическим критериям. Кредиты, рациональные с точки зрения политики или частных интересов ответственных руководителей республики, часто оказывались безнадежными, и получатели были не в состоянии их вернуть. Однако перед Центральным Банком России ответственность за кредиты несло не правительство РК или отдельные чиновники, а АКБ “Комибанк”, который был вынужден расплачиваться за чужие долги.

Поверх институциональной сети неформальных отношений республиканского правительства и коммерческого банка сформировалась и сеть отношений индивидуального уровня: ответственный чиновник - ответственный работник банка. Платой банка за поддержание этой социальной сети стали поразительно льготные (порою до 2003 г. под 5-10% годовых) кредиты физическим лицам, выданные в разгар инфляции 1992-1993 гг. Среди получателей этих кредитов заметное место занимали ответственные работники разных государственных органов. Общий долг физических лиц составил около 1,4 млрд старых рублей. Никто из них не вернул свой долг по собственной инициативе. После сильного нажима ликвидационной комиссии банка часть кредитов была возвращена, но все равно к середине 1997 г. долг этой категории людей составлял 1,6 млрд руб. (200 чел.) , к началу 1998 г. - 788 млн руб. . Формально в этом нет ничего предосудительного, так как время возвращения кредитов, оговоренное в договорах, еще не подошло.

Наиболее распространенной формой вклада коммерческих структур в поддержание социальных сетей являются открытые и скрытые пожертвования на проведение избирательных кампаний тех или иных местных политиков. Вкладываются средства в поддержание социальных сетей и с помощью субсидирования зарубежных поездок отдельных ответственных чиновников.

3.3. Хождение во власть

В постсоветской России вошло в оборот понятие “хождение во власть”, описывающее периодический уход бизнесменов во властные законодательные и исполнительные структуры. Среди “ходоков” - почти исключительно представители крупного и среднего (для республиканского и городского уровня) бизнеса. Суть этого процесса состоит обычно не в отказе от бизнеса, а в подключении своей фирмы к политико-административным сетям.

Почти полное отсутствие мелких бизнесменов среди “ходоков” объясняется двумя причинами. Во-первых, для избрания в законодательные органы требуются значительные финансовые ресурсы, конвертируемые в процессе избирательной кампании в ресурсы политические. С каждым годом объем необходимых для избрания ресурсов становится все больше и больше. Иначе говоря, для подключения к коммуникационным сетям, связывающим кандидата с массой избирателей, требуются огромные денежные ресурсы. Это отсекает мелкий бизнес от избирательной гонки.

Во-вторых, для попадания бизнесмена в ряды ответственных чиновников необходимо быть заметным на региональном горизонте. Для этого надо либо возглавлять фирму, играющую существенную роль в экономической жизни региона, либо пройти депутатскую школу и быть замеченным на политическом поприще. Естественно, этот путь почти закрыт для мелкого бизнеса.

В-третьих, руководители крупных фирм могут отвлекаться для участия в политической и даже административно-государственной деятельности, поскольку у них имеются возможности делегирования значительной части административной власти заместителям и помощникам при сохранении в своих руках только рычагов принятия стратегических и кадровых решений. Мелкий же бизнесмен даже при наличии острой заинтересованности в принятии выгодных для него государственных решений не может, как правило, позволить себе хождение во власть без риска развалить свой бизнес.

По данным социологического исследования административно-политической элиты Республики Коми в 1996 г., 4,6% ее членов составляли руководители хозяйственных организаций . Социальная структура Госсовета РК, избранного в январе 1995 г. с включением доизбранных депутатов, такова: 34% его состава – это руководители организаций, выступающих в качестве рыночных субъектов: директора различных предприятий, в том числе руководители негосударственных СМИ, лечебных учреждений. Это очень заметная группа, уступающая по размеру лишь политической бюрократии (государственным руководителям, занимающим политические позиции типа главы администрации или председателя комитета Госсовета). Фактически Госсовет 1995-1998 гг. – это собрание ответственных государственных руководителей республиканского уровня и хозяйственников.

При этом надо иметь в виду, что среди депутатов, профессионально занятых государственной работой, 58,1% (18 чел.) имеют в прошлом опыт работы в качестве хозяйственных руководителей.

Один из самых ярких ходоков из бизнеса в республиканскую власть – М.Глузман. Для него бизнес и политика были почти неотделимы, успех в одной сфере создавал базу для успеха в другой. Депутатский мандат республиканского уровня был для него одним из важнейших факторов рыночной ситуации в нефтяном, банковском и биржевом бизнесе . Когда созданный им коммерческий банк “Европейский Север” столкнулся с перспективой банкротства, М.Глузман предпринял действия, иррациональные с точки зрения экономической логики, но вполне рациональные в контексте общего сетевого подхода: в 1995 г. он бросил огромные еще остававшиеся ресурсы на избирательную кампанию, пытаясь прорваться в депутаты Государственной Думы России и подключиться к политическим сетям национального уровня. Выборы он проиграл, одновременно оказавшись в конфликтной ситуации с республиканскими властями, поскольку был конкурентом их ставленника. Этот политический конфликт сделал бесперспективными попытки выправить положение банка “Европейский Север”. Банк лопнул, добавив к армии российских обманутых вкладчиков еще 13,5 тыс. чел.

Совмещение постов в экономических организациях с депутатскими мандатами создает серьезные трудности в силу дефицита времени. Особенно сложно такое совмещение для хозяйственных руководителей, живущих вдали от столицы республики. Они ограничивают свою политическую законотворческую деятельность узким кругом наиболее важных для них экономических проблем. Не удивительно, что среди депутатов, допускающих прогулы заседаний Госсовета республики, лидируют именно руководители предприятий.

Так, в 1997 г. "чемпионом" Госсовета по прогулам был начальник Сосногорского отделения Северной железной дороги Н.Пидченко, пропустивший из 11 заседаний 8, за ним шли директор шахты “Центральная” Л.Краснер (7 заседаний) и директор АО “Стройматериалы” В.Козлов (5 заседаний) .

3.4. Ротация кадров

Постсоветское общество – это продукт разложения общества советского, поэтому корни нынешних процессов уходят в еще не закончившуюся советскую историю. Для данной темы в ней важна система номенклатуры: партийные органы всех уровней имели списки должностей, замещение которых осуществлялось только по их решению или с их согласия, а также списки людей, достойных занимать эти должности (резерв руководящих кадров). В результате действовала система кругооборота руководителей между разными подразделениями государственного аппарата: ИТР и менеджеры предприятий выдвигались на работу в местные партийные и советские органы, затем оттуда назначались на посты руководителей предприятий, а с них, в свою очередь, – в партийно-советские органы более высокого уровня.

Многие нынешние руководители крупных и средних приватизированных предприятий прошли школу работы в партийно-советском аппарате, нередко сохранив там хорошие неформальные связи, позволяющие укреплять рыночную позицию своего предприятия с помощью политико-административных рычагов. По данным выборочного исследования биографий директоров предприятий, вошедших в справочник “Кто есть кто в Республике Коми” , в основном это руководители относительно крупных предприятий: 13% из них прошли в предшествующий период через работу в партийно-государственном аппарате. К середине 1990-х гг. 28% директоров, вошедших в справочник, оставили свои должности. При этом большинство из них ушло на работу в местные и региональные органы государственной власти и управления, где в условиях кризиса открываются гораздо более благоприятные условия повышения социального статуса.

У значительной части ответственных государственных чиновников и руководителей предприятий восхождение по номенклатурной лестнице, проходившей как через местные партийные органы, так и предприятия, началось еще в советские времена, что позволило создать довольно прочную социальную сеть неформальных отношений.

Яркий пример такого пути продемонстрировал В.З.Леонидов. Его карьера начиналась в нефтедобывающей промышленности, в том числе в 1978 – 1984 гг. в НГДУ “Усинскнефть”. Примерно в эти же годы (до 1984 г.) там же, в Усинске, первым секретарем горкома партии работал нынешний Глава республики Ю.Спиридонов. В конце 1980-х в течение 3 лет В.З.Леонидов был заведующим отделом нефтяной и газовой промышленности Коми обкома КПСС. В этот же период Ю.А.Спиридонов был вторым (курировавшим хозяйство), а затем и первым секретарем Коми обкома партии. В мае 1990 г. В.Леонидов был избран генеральным директором объединения “Коминефть”, в 1994 г. стал президентом компании “КомиТЭК”, затем - председателем Совета директоров этой компании. В течение всего этого периода он был депутатом высшего органа республиканской государственной власти. В этот же период Ю.Спиридонов возглавлял республику, в которой ведущим источником дохода была нефтяная отрасль. Тесное и устойчивое сотрудничество государственного руководителя и нефтяного “барона” в 1990-е гг. осуществлялось в рамках полуформальной социальной сети, возникшей еще в советский период [См. подробнее 8. C.116-117, 202-204].

Система номенклатурной ротации сохранилась и в постсоветской России, но в несколько ином виде: руководители предприятий берутся на работу в региональные и государственные органы власти и управления.

Этот вариант восходящей социальной мобильности представлен карьерой А.Ф.Гришина, который с 1987 по 1994 гг. был директором швейной фабрики “Комсомолка”. В 1990 – 1994 гг. он депутат Верховного Совета Республики Коми, возглавлял в нем постоянную комиссию. Многие утверждали, что это было важным аргументом в пользу размещения на его фабрике оборонного заказа. Работа на посту председателя комиссии позволила накопить политический ресурс, давший толчок новому витку карьеры: в 1994 г. он был назначен руководителем администрации Главы РК.

Из региональных государственных органов ответственные чиновники в силу тех или иных причин нередко уходят на ответственные посты в частный бизнес, куда они уносят приобретенный в госаппарате или представительных органах социальный капитал. Так, заместитель министра экономики РК Г.Князева в 1998 г. стала президентом “Ухтабанка”.

Все это очень похоже на систему, существующую в странах рыночной экономики. При этом речь идет не просто о карьере индивидов, а о влиянии этой карьеры на политику возглавляемых ими организаций. Так, в США президент страны ставит во главе министерств и разного рода государственных учреждений, регулирующих частный бизнес, опытных в этой сфере людей. Большинство из них рассматривают эти позиции как временные и с неохотой принимают решения, которые могут отрицательно сказаться на получении в будущем работы в частном секторе . Есть все основания полагать, что такая мотивация принятия управленческих решений характерна для чиновников РК.

1. Переплетение бизнеса и госаппарата

Первоначально переплетение частного бизнеса и госаппарата происходило почти открыто: чиновники выступали в качестве учредителей частных фирм и обеспечивали им политико-административную поддержку. Имелось несколько нормативных актов, позволявших государственным чиновникам входить в состав органов управления акционерных обществ при наличии в них доли акций РФ или РК. Позже был принят целый ряд нормативных актов, поставивших заслон такой открытой практике (Указ Президента РФ “О борьбе с коррупцией в системе государственной службы”, федеральный (1995 г.) и республиканский (1996 г.) законы о госслужбе). Конституция РК (ст. 84 и 98) запретила Главе РК и его заместителям занимать какие-либо должности в коммерческих организациях и общественных объединениях. Правда, в 1998 г. в Конституцию была внесена поправка: это ограничение распространяется только на оплачиваемые должности и не затрагивает работу на общественных началах. Это изменение обосновывалось тем, что Главе и его замам приходится занимать руководящие должности в различных комиссиях и благотворительных фондах.

Нормативная база переплетается с частными и государственными сиюминутными интересами, порождая практику, в явных или скрытых формах отклоняющуюся от правовых норм.

Тенденция к переплетению частного бизнеса и государственного аппарата проявляется в трех основных формах:

1. Частный сектор в постсоветской России и РК в основном является результатом приватизации государственной собственности. Этот процесс все еще не завершен. Кроме того, возник целый ряд предприятий со смешанной формой собственности.

К середине 1997 г. в РК было создано 280 акционерных обществ, из них 47 – с “золотой акцией”, 50 – с закрепленным за государством контрольным пакетом акций. Суммарная доля государственной собственности в уставном капитале акционерных обществ составила около 10 млрд руб., средний размер государственной доли – 37% .

Смешанная форма собственности предполагает и смешанное управление: представители государства включаются в советы директоров акционерных компаний.

Так, в Совет директоров АО “НК “КомиТЭК”, в которой 29,3% акций принадлежали государству, летом 1996 г. вошли в качестве представителей государства министр промышленности, транспорта и связи РК Е.Грунис, министр природных ресурсов и охраны окружающей среды РК А.Боровинских, начальник Коми территориального управления Госкомитета по антимонопольной политике и поддержке новых экономических структур Н.Лаврега. Летом 1997 г. Е.Грунис и А.Боровинских вышли из совета директоров. Первый заместитель Главы РК А.Окатов является председателем Совета директоров АО “Межрегиональная компания “Белкомур”.

2. Встречаются факты участия ответственных государственных чиновников в частных коммерческих структурах, в которых нет государственной доли (это противоречит законодательству), но через которые республика осуществляет важные для нее виды деятельности.

Так, в порядке исключения в 1997 г. первому заместителю министра экономики РК Г.Князевой было разрешено участвовать в органах управления АКБ “Северный народный банк”, который в тот момент являлся уполномоченным банком Правительства РК, участвовал в осуществлении государственной программы завоза товаров в районы Крайнего Севера, а в январе 1998 г. он стал уполномоченным того же правительства по работе со средствами кредита КАБ “Банк Сосьете Женераль Восток” и доверительным управляющим Минфина РК по временно свободным средствам данного кредита (2 787 589 деноминированных рублей на 30 дней) . С лета 1996 г. В.Бибиков совмещал посты руководителя Минархстройэнерго РК с членством в совете директоров АЭК “Комиэнерго”, в которой не было акционерного капитала республики. В дальнейшем РК приобрела в собственность пакет акций этой компании, и был подготовлен проект указа о назначении В.Бибикова уже представителем правительства в совете директоров АЭК “Коминерго” .

В совет директоров “Ухтабанка”, в котором не было государственной доли, с 19.04.98 г. вошел первый заместитель Главы РК и министр экономики, он же председатель ВЧК А.Каракчиев.

В разное время в советы коммерческих организаций входили также такие видные представители республиканской администрации, как первый заместитель Главы РК А.Каракчиев (“Ухтабанк”), министр промтранссвязи Е.Грунис (АО “НК КомиТЭК”), первый заместитель Главы РК А.Окатов (АО “Белкомур”) и др. .

3. Многие новые частные предприятия обеспечили себе благоприятную рыночную нишу только благодаря тесным связям с ответственными чиновниками госаппарата. В результате в скрытых формах (прежде всего через родственные и дружеские связи) происходило слияние капитала в его денежной и вещественной форме (средства производства) с капиталом бюрократическим. Предотвратить, а порою даже обнаружить такой симбиоз очень трудно, не посягая на права личности (например, как легально можно запретить жене крупного чиновника быть владельцем частной фирмы).

Наиболее ярким примером такой семейной сети, связывающей администрацию и бизнес, является фирма жены Главы республики Г.Медухи “Заказчик”, которой достаются многие очень выгодные подряды на строительство в наиболее престижных районах города. Многие видят причину процветания фирмы в наличии семейной сети, которой отнюдь не обязательно приобретать формы открытой поддержки. Ю.Спиридонов в интервью корреспонденту журнала “Профиль” так объяснил ситуацию “Галина Ивановна - очень активный человек и делом занимается полезным. Ей что, на печи сидеть и носки вязать? Ни одного заказа от структур, хоть краешком связанных с бюджетом, ее фирма не имеет. Это было единственным условием, когда она пошла в бизнес. А то, что строит в центре, так там десятки фирм работают и их не замечают, потому что во главе не жена Спиридонова” .

1. Бизнес-лобби

Частный бизнес нередко имеет интересы, которые могут быть реализованы лишь через механизм государственной власти. Последняя не может быть в равной мере чувствительна и отзывчива к интересам всех социальных сил в обществе. Лишь имеющие ресурсы (экономические, организационные и др.) могут довести свои интересы до органов государственной власти и добиться их учета в процессе принятия государственных решений в области экономической политики.

Частный бизнес далеко не однороден по своему экономическому потенциалу и, следовательно, по своей способности оказывать воздействие на власть. Возможности крупного и мелкого бизнеса в этом отношении несопоставимы. В силу этого первый имеет возможности добиваться принятия нужных ему политических и административных решений, а второй фактически отчужден от этого механизма.

Крупный бизнес – это для республики и крупный налогоплательщик, и крупный работодатель. Забота об интересах региона вынуждает власти быть особенно чувствительными к его интересам. Компания “КомиТЭК” дала в 1997 г. более 1/3 бюджетных поступлений РК . Целый ряд городов республики носит монокультурный характер (Воркута, Инта, Усинск, Вуктыл и др.), и их судьба целиком зависит от судьбы градообразующих предприятий.

Местные предприятия активно лоббируют городские и республиканские власти, стремясь создать для себя более благоприятную рыночную ситуацию посредством рычагов госрегулирования. Между тем благоприятная административно-правовая среда для крупного и мелкого бизнеса часто далеко не одна и та же.

Крупный капитал обладает наибольшими ресурсами для реализации формулы “деньги рождают власть”, именно он может в самых разных формах оказывать наиболее эффективное воздействие на политику республиканских властей, оставляя незащищенными, а то и ущемленными интересы мелкого бизнеса. Руководитель Торгово-промышленной палаты РК С.Манасарянц так охарактеризовал эту тенденцию: “Причины, по которым сегодня туго развивается малый бизнес, на поверхности. Идет консолидация крупного капитала” .

Так, постановлением Главы администрации Сыктывкара от 6 февраля 1997 г. № 2/250 между торговыми предприятиями были размещены объемы продовольственных товаров, выпускаемых АО “Мясокомбинат”, АО “Гормолзавод”, АО “Хлебокомбинат”. Принятию данного постановления предшествовали выездные совещания, проведенные на каждом из этих предприятий с участием представителей торговли. На них были рассмотрены перспективы выпуска продукции, ее ассортимент, качество, претензии по поставкам. Это помогло крупным местным производителям, активно воздействующим на городскую администрацию. Интересы мелких фирм оказались ущемленными, так как муниципальные торговые предприятия получили, например, указание торговать продукцией мелких пекарен только после реализации значительной части продукции АО “Хлебокомбинат”.

Поскольку интересы мелкого и крупного бизнеса часто не совпадают, а мелкие фирмы в одиночку не могут эффективно воздействовать на органы государственной власти, выходом для мелкого предпринимательства может быть создание им (а не государством для него) общественных организаций, способных отстаивать его интересы в государственных структурах. Реализация этой задачи упирается в характерную для малого предпринимательства всего мира склонность к индивидуализму (избегание организаций, которые неизбежно навязывают дисциплину, подчинение общей воле) и анархизму (уход от конструктивных контактов с государством в сторону подкупа отдельных чиновников). Кроме того, бизнесмены являются по отношению друг к другу конкурентами, поэтому участие в коллективных действиях означает защиту не только своих интересов, но и интересов конкурента, что многим кажется иррациональным. Отсюда стремление многих предпринимателей добиваться не изменения рыночной среды в благоприятную для всего мелкого бизнеса сторону, а выбивание, выкуп привилегий только для себя при сохранении препятствий для конкурентов. Политически наиболее активные и влиятельные мелкие предприниматели, которые могли бы стать лидерами этого слоя, имеют гораздо больше шансов реализовать свои частные интересы не через коллективные действия, а через сепаратное подключение к властным сетям.

Несмотря на громкие декларации о необходимости дать дорогу мелкому и среднему бизнесу, он остался на периферии российской политики.

По словам М.Левина и Г.Сатарова, “власть крайне редко контактирует с представителями широкого круга предпринимателей. Регулярное деловое взаимодействие просто отсутствует. Это приводит к опасному отчуждению по-настоящему независимого бизнеса от власти, от всего происходящего в стране. Большой пласт предпринимательства, располагающий мощным совокупным капиталом, разобщен и не в состоянии отстаивать свои интересы...” .

Это в полной мере характеризует ситуацию не только в России в целом, но и в Республике Коми.

2. Патрон–клиентская сеть

Патрон-клиентские отношения не знают отраслевых и ведомственных границ. Они носят полуформальный и вообще неформальный характер, хотя их ядром является властная иерархия. В силу полуформального или неформального характера этих отношений однозначно идентифицировать их, доказать их действенность очень трудно. Их анализ всегда носит форму гипотезы. В то же время биографический анализ позволяет выявить матрицу жизненных путей, которая объективно является благоприятной для формирования патрон-клиентской сети.

В системе республиканской государственной власти главным патроном является Глава РК Ю.Спиридонов, сосредоточивший в своих руках огромную власть и контроль за уникальными для России природными ресурсами. Его власть, естественно, не безусловна: ее регулярно приходится поддерживать, укреплять, а во время выборов фактически завоевывать заново. Это ставит патрона в зависимость от поддержки со стороны своей клиентуры, которой надо платить той же монетой.

Для Ю.Спиридонова ядро его клиентуры сложилось в период, когда он занимал руководящие посты в горкомах Ухты и Усинска – центрах нефтегазового комплекса республики (1975 – 1984 гг.). Именно в тот период у него становились прочные отношения с руководителями предприятий этого комплекса, в дальнейшем сохранившиеся и упрочившиеся.

В Госсовете РК 1995-1998 гг. заметное место занимают депутаты, в той или иной мере связанные с Ухтой и Усинском: на них приходится 22,6% всех депутатов (12 чел.). Одни из них работали в этих местах, когда там партийным руководителем был Ю.Спиридонов (1975 – 1984 гг.), другие остаются там до сих пор. Многие из них в той или иной мере обязаны своей хозяйственной и политической карьерой Ю.Спиридонову. В свою очередь, Глава республики нуждается в поддержке депутатов из районов, от которых зависит экономическое благополучие республики.

В Госсовете РК заметное место – 13,2% (7 чел.) – занимают нефтегазовые “бароны” - руководители крупных приватизированных предприятий, составляющие ядро ТЭК республики. Они выросли из нефтегазовых “генералов” – генеральных директоров, которые в результате приватизации стали владельцами крупных капиталов. Прежде всего благодаря Ю.Спиридонову в РК удалось провести такую программу приватизации, которая существенно увеличила их шансы на формирование частного капитала, дав директорам предприятий льготы, которые они не имели ни в одном регионе России: право приобретения по номинальной цене 5% акций своих предприятий.

1. Березкин Г. “Нынешнему руководству компании нечего скрывать” // Молодежь Севера. 1998. 12 февр.
2. Березовский Б.
Власть должна понимать требования капитала // Коммерсантъ-daily. 1998. 26 мая.
3. Василий Кузнецов вновь в роли обвиняемого // Молодежь Севера. 1998. 15 янв.
4. Жердев Ф.
Капитализм с КОМИческим лицом // Молодежь Севера. 1997. 11 сент.
5. Ильин В., Хосуева Н.
Социальная мобильность региональной административной элиты в переходный период // Рубеж: альманах социальных исследований. 1997. С.124-138. Вып. 10/11.
6. Ильин В.
Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ. 1917-1996.Опыт конструктивистско-структуралистского анализа. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1996.
7. Кто есть кто в Республике Коми: Справ. / Под ред. М. и В. Ильиных. Сыктывкар, 1994. Вып. 1.
8. Ильина М., Ильин В.
Кто есть кто в Республике Коми: Справ. Сыктывкар, 1997. Вып. 2.
9. Климов Ю.
Предпринимателей предупреждаем: Минторг опасен для вашего бизнеса! // Молодежь Севера. 1997. 4 дек.
10. Ковалев В.
Государственный Совет Республики Коми у “Экватора”: социально-политические аспекты деятельности республиканского парламента // Государственный Совет Республики Коми у “Экватора” (январь 1995 – июнь 1997): Информационно-аналитическое издание Государственного Совета Республики Коми. Сыктывкар, 1997. С.86-99.
11. Левин М., Сатаров Г
. Явление коррупции России // Независимая газета. 1997. 2 окт.
12. Манасарянц С
. “Нельзя ввязывать Торгово-промышленную палату в политику…” // Молодежь Севера. 1998. 26 март.
13. Мезак Э.
Трудно сидеть в двух креслах // Молодежь Севера. 1997. 13 нояб.
14. Мезак Э.
Секретные “агенты” правительства в банках и компаниях // Молодежь Севера. 1998. 8 янв.
15. Попова Ю.Ф., Соренсен О.Ю.
Сетевой подход в анализе переходной экономики России. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, Ольборгский университет, 1997.
16. Рекорд Н.Пидченко – восемь прогулов за год // Молодежь Севера. 1998. 3 янв.
17. Сумароков В.
Приказано ликвидировать. Банки умирают по-разному // Трибуна. 1997. 1 авг.
18. Сумароков В.
Галина Князева как зеркало нашей революции. Деньги – власть – деньги // Трибуна. 1998. 22 мая.
19. Шарапов А.
На финишной прямой приватизации // Трибуна. 1997. 15 авг.
20. Шахматова С.
Комиссия предупреждает: должникам “Комибанка” не уйти от расплаты // Молодежь Севера. 1998. 8 янв.
21. Dunleavy P. & O’Leary B.
Theories of the State. The Politics of Liberal Democracy. Houndmills, Basingstoke, Hampshire and London: Macmillan, 1987.
22. Putnam R.D.
The Comparative Study of Political Elites. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, Inc.: 1976.
23. Roskin M.; Cord, L.R.; Medeiros A.J. & Walter S.J.
Political Science. An Introduction. 6 th edition. Upper Saddle River, New Jersey: Prentice Hall, 1997.
24. Tarkowski J.
Poland: Patron and Clients in Planned Economy // J.J.Wiatr. Local Politics in Poland. Twenty Years of Research. Warsaw: University of Warsaw, Institute of Sociology. P.66-90.
25. Mills C.W.
The Power Elite. New York: Oxford University Press, 1956.